Сибирские огни, 1965, №12

П р и в е т с т в и е Должен встретиться с женщиной, которую не видел все годы вой­ ны. Перед войной встречался с ней довольно часто. Когда появлялась в парке и подходила ко мне, неизменно приветствовал ее словами: «Как живешь, Елена?» Разве сегодня могу повторить эти слова, встречая Елену? Пройдя через все — фронт, плен, пылающие города — разве могу сейчас ска­ зать ей: «Как живешь?» Она наверняка тоже видела пожары и смерть. Если бы теперь из моих уст услышала: «Как живешь?» — могла бы принять меня за пус­ того человека, за глупца, за злобствующего шута, и имела бы на это полное право. Понимаю всю смехотворность и нелепость такого привет­ ствия. Нет, не могу подойти к ней с этими словами. Не может быть при­ ветствия «Как живешь?», когда позади — концентрационный лагерь, трупы под стенами домов. Не может быть приветствия «Как живешь?», после того; как детям разбивали головы, как вымирали целые города. Сотни городов планеты сгорели, а я, видите ли, говорю: «Как живешь?». Уже после первой пулеметной очереди это «Как живешь?» теряет свой смысл. Значит, должен встретить ее другими словами. Но какими? В равной степени не могу сказать ей: «Добрый день, Елена». Что это такое: «Добрый день, Елена?» Это отнюдь не ласковое при­ ветствие. Это — злое приветствие, лицемерное и лживое; словно бы ты ничего не видел и ничего не знал, а ведь на самом деле столько видел и столько знаешь! Когда много испытал в жизни, не скажешь: «Добрый день, Еленэ». Если бы услышала от меня эти слова, могла бы удивлен­ но улыбнуться и взглянуть на меня, как на человека, который не знаег, что говорит, и которому многое надо простить. Не вынес бы я такой улыбки Елены. Так как же ее встречу, как к ней обращусь? Пожцлуй, скажу ей: «Радуюсь, что вижу тебя, Елена». Нет, не мо­ гу ей сказать так. «Радуюсь» — говорят по любому поводу: когда поку­ паешь ткань на одежду, когда едешь в быстром поезде, когда подни­ маешься на вершину горы. Но нельзя сказать человеку, возвращающе­ муся после войны: «Радуюсь, что тебя вижу» — ибо в этом есть другой смысл: «Радуюсь, что ты избежала смерти, радуюсь, что тебе не раз­ мозжили голову о стену, радуюсь, о, как радуюсь, что тебя не задушили в газовой камере, что тебя не повесили, не разрезали на куски для «на­ учного» эксперимента!» В самом деле, чем является сейчас это «ра­ дуюсь»? Чем-то мелким, ничтожным, каким-то словесным недоноском. Нет, совершенно очевидно, что не могу в такой форме обратиться к Елене. Но все же есть еще другие слова, можно ведь что-то выбрать из них для приветствия! А если бы «радуюсь» заменить словами: «Я счаст­ лив?» В целом это звучало бы так: «Я счастлив, что вижу тебя, Елена». Но и «я счастлив» в этом случае тоже неуместно. Ибо если скажу: «Я счастлив, что вижу тебя» — это прозвучит так, как если бы я ска­ зал: «Я счастлив, что вижу тебя, хотя миллионы людей стонали и уми­ рали в мучениях, хотя люди в Хиросиме превратились в пар, хотя от голода человек ел траву и землю». Как же можно такими словами при­ ветствовать Елену? А, может, когда подойдет ко мне Елена, сразу сказать ей: «Елена, я все время думал о тебе». Но это же — неправда, каждый поймет.