Сибирские огни, 1965, №12

Они стали друзьями и принялись из ржавого барахла собирать трак­ тор. Санька расцветал от восторга. Днем нам некогда было встречаться. Вечером мы все собирались за столом, рассаживались вокруг чугуна с картошкой, заедали картошку посоленным хлебом и запивали молоком. Хозяева уходили в комнату, а мы с Кукушкиным залезали на печку. — Тебе очень нравится Санька? — спрашиваю я Кукушкина. — У меня мог быть свой такой Санька! — Но в этом ты не виноват. По крайней мере, хочешь я тебя по­ знакомлю с его матерью. — А что от этого изменится? — Кого же ты тогда ищешь? — Тоню,— отвечает Кукушкин.— Она моя первая ошибка, а лучше первой ошибки не найдешь! Я чуть не проговариваюсь, что она здесь, но чудом удерживаюсь. Мне хочется, чтобы Кукушкин сам нашел ее. Он носил Щеглова-Щеголихина на вергком вездеходе с такой ско­ ростью, что директор, любивший больше всего на свете скорость, просил: — Потише... Однажды, возвращаясь из третьей тракторной бригады, откуда сбе­ жал бригадир, Кукушкин сказал Щеглову-Щеголихину: — Вот что, директор, садись за баранку сам. Зачем тебе шофер, когда ты лучше моего водишь. Садись! А мне давай третью бригаду. — Идея! — произнес Щеглов-Щеголихин и повеселел. Сейчас мы сидим в кухне директора и разговариваем про Саньку. — Я его возьму в свою бригаду,— говорит Кукушкин,— он парень старательный, пусть привыкает к делу. В комнате Галина Ивановна укладывает Шурку спать. Шурка капризничает и не хочет ложиться. Мать шлепает его, и Шурка, всхлипывая, выкатывается к нам на кухню и забирается на колени Кукушкина. Между ними взрослые мужские отношения. — Почему ты не хочешь спать? — спрашивает Кукушкин. — Да там фашисты...— мычит Шурка. — Какие фашисты? — Какие,— мычит Шурка,— настоящие, вот какие. Пришли и по­ вели меня расстреливать. А я хитрый. Как только они нацелились, я взял и проснулся. Как я опять засну, они придут — и расстреляют. Кукушкин внимательно смотрит на Шурку, гладит его по голове и прижимает сильнее. Потом берется рукой за щеку. У него начинают ныть зубы, вернее не зубы,— после блокадной цинги их осталось мень­ ше половины, а начинает ныть то место, где были зубы. Боль бывает очень острой и переходит куда-то глубоко, глубоко в сердце. — Иди и спи,— говорит Кукушкин,— я приду в твой сон с автома­ том и расстреляю всех фашистов. Шурка смотрит слипающимися глазами в глаза Кукушкина, ки­ вает, медленно сползает с колен и идет к своей кровати. — Настоящий мужчина сам раздевается! — говорит вслед Ку­ кушкин. Шурка пыхтит, развязывая шнурки, потом затихает. Мы выходим на улицу и идем вдоль посада Новых Тырышек. В тракторном парке при свете фар бригада Галины Ивановны закан­ чивает последний осмотр сеялок. Воздух влажен и густ. Не сегодня, так завтра железный щуп Щег­ лова-Щеголихина войдет в парную землю, как в масло.