Сибирские огни, 1965, №12
вен, руки с железной системой сухожилий, руки с каменными мозоля ми, в которые въелись железо и известь, мазут и смола. Без таких рук мир, действительно, как без рук! Кукушкин смотрел в окно. Поезд, перестукивая колесами на стрел ках, на замедленной скорости подходил к станции. Колеса разговари вали, сбавляя темп. — Чик и нету! Чик и нету! Чик и нету! Чик... Чик... И поезд оста новился, и Кукушкин увидел через стекло прямо перед собой одно этажное здание продымленного и обдутого, покрытого мельчайшей угольной пылью вокзала. «Станция Чик». Прочел он на вывеске и не удивился. Он опять при помнил Порфишу Атюнова. А так как решения в нем созревали сразу, то он накинул фуфайку на плечи, шапку — в охапку, мешок — под мышку и, не успели девушки повернуть голов, вышел в тамбур и спу стился мимо проводника на перрон. — Получите за чай. Билет можете оставить у себя. Кукушкин давно вырос из того возраста, когда люди в трудную минуту говорят: «Я один на целом свете — никого у меня нет». Он знал — там, где есть люди,— можно найти все. А на станции Чик людей было много. Все они спешили куда-то со своим скарбом. С чемоданами и баулами, с узлами и сундучками. Р е бятишки держались за материнские подолы и выглядывали из-под на хлобученных шапок. За вокзалом в непролазной весенней распутице пыхтели безнадеж но застрявшие грузовики. Два гусеничных трактора волокли трактор ные сани. Кирзовые, а лучше резиновые сапоги, ватные брюки, стеганая фу файка и шапка-ушанка были в то время спецодеждой. На Кукушкине тоже были кирзовые сапоги, брюки и гимнастерка, неизменная стеганая фуфайка и ушанка со следом пятиконечной звезды на выцветшей цигейке. Прямо перед ним с бесконечных платформ сгружали тракторы, громоздкие бороны и плуги, сеялки и комбайны. И все это вязло в ве сенней распутице, ожидая, когда его возьмут и увезут на место и пу стят в работу. Вокруг этих завалов спорили и чертыхались люди. По магистрали с паровозами и электровозами в четыре линии гре мели составы с запада на восток и с востока на запад. Белый пар и серый дым стлались по земле, обволакивая провода и шлагбаумы. Ветер забивался под рубахи, насквозь продувая фуфайки и ко жанки. Разные ветры знал Кукушкин: и палящий «астраханец» приволж ских степей, и ледяной ветер Баренцова моря, и легкий бриз Каспия, и влажный ветер Балтики, а здесь поежился, смахнул с носа каплю и вошел в буфет. В буфете было тихо и пусто, если не считать долговязого парня в драном кожухе, накинутом на тельняшку подозрительной чистоты. Он распинался, не обращаясь ни к кому: —- И кто у нас не пьет в Сибири? Не пьют только телеграфные столбы! А почему они не пьют? Да потому, что у них чашечки книзу опрокинуты! — А как у нас пьют на целине? Очень просто. Тремя способами! И первый способ... Ты знаешь, целина, первый способ? — обратился он в сторону Кукушкина. Тот молча продолжал доедать яичницу с кол басой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2