Сибирские огни, 1965, №12

ходу. На телеге была вышка для ремонта троллейбусных и трамвай­ ных проводов. Не сговариваясь, мы впряглись в оглобли и выкатили те­ легу на Невский проспект против памятника Екатерине. На Невском толпился народ. Никому, как и нам, не сиделось до­ ма. Мы остановили свою трибуну на колесах, и Боря первым залез на вышку. Нас сразу окружила толпа. Я не помню, как Боря поздравлял всех с победой и что говорил. Я помню, что все хлопали и мы хлопали в ладоши до исступления. Потом мы впряглись в телегу снова и повезли ее к Адмиралтейству. Мы останавливались через каждые десять ша- юв и забирались на вышку и поздравляли Ленинград с победой. Мы читали стихи и запевали песни, и все подтягивали нам. Мы не умели петь и дирижировать, но все-таки дирижировали до тех пор, пока из праздничной толпы не присоединился к нам, настоящий дирижер. Мы пели «Интернационал» и «Варшавянку», «Катюшу» и «Коробочку», мы спели даже «Шумел камыш», и все это было очень здорово. Мы докатили нашу трибуну до Дворцовой площади, потом повернули по набережной к Марсову полю. За нами шла толпа. Перед нами раскры­ вались окна, и люди из окон слушали нас, и милиционеры подпевали нам. По Неве шныряли катера и гудели от удовольствия. Я заметил, как остановился у парапета прокопченный буксиришко, прислушива­ ясь к нашим песням. Я прочел на его борту «Камилл Демулен» и по­ здоровался с ним, как старый знакомый, и буксир в ответ прогудел троекратно. Занимался рассвет. Первый мирный рассвет сорок пятого года. Из-за каменной ограды Петропавловской крепости кто-то выпустил серию осветительных разноцветных ракет, и они н я бедном светаю- щем небе показались нам красочнее северного сияния. Никогда ни до ни после этого я не встречал в своей жизни такого стихийного единства, такой согласованности человеческих душ и глаз* слившихся в одну песню радости. С тех пор я уже не выпрягался из этой телеги с вышкой. Она при­ росла ко мне навечно. Каждый день мне надо было вытаскивать ее на народ и рассказывать о Победе, потому что у Победы нет конца. Это стало моей обязанностью, моей судьбой, моим делом. Иногда вокруг моей телеги собиралось много народу, и я радо­ вался тому, что заставлял радоваться других. Иногда вокруг телеги собиралось два-три человека, и мы разгова­ ривали о грустных вещах доверительно и тихо. Потому что у Победы есть своя печаль, свои горести и потери, и говорить о них надо шепотом. Месяца через полтора после праздника Победы ленинградская гвардия возвращалась в свой город из Курляндии. Солнце и тепло. Музыка и радость. Мы стояли с полковой бабушкой на углу Невского и Фонтанки. Бронзовые кони, выскочив из-под земли, встали на свои пьедесталы. В рядах победителей мы узнали Яшу Гибеля, Доброговечера и Ваню Федотова. Остальные были похожи на наших старых друзей, но это были не они. Тех, старых друзей, взяла к себе на вечную службу бес­ пощадная мать — Победа. Дня через три к полковой бабушке зашел попрощаться Ваня Фе­ дотов. Он был в гражданском костюме, которым снабдил его Добрый- вечер. Ваня жаловался на боль в спине. Он собирался к себе в Сибирь отдохнуть и поправиться. Я спросил у Федотова, почему не видно Ку­ кушкина. — Кукушкин демобилизовался еще в Курляндии! — сказал Фе« дотов.