Сибирские огни, 1965, №12

На этот раз Маннергейм быстро поднял руки. Мы сдержали свое слово. «Пронизывающий ветер» боя повернул на Запад, и остановить его ке могла никакая сила. И наступила последняя весна войны. Весна Победы. Весна очище­ ния земли. Весна торжества добра и света. Можно было считать, что мы победили, что справедливость суще­ ствовала, но чем дальше мы шли на запад, тем больше было тупой же­ стокости в немцах. Из Эстонии Кукушкин написал мне: «Знаешь, я видел многое. Вчера я увидел чудовищно незабывае­ мое. Они хотели туда к себе, в Германию, угнать скот, но скотина дви­ жется медленнее нашего наступления. И они живым коровам, чтобы только не оставить их нам, отрубали ноги. Лежат эти буренки в кюве­ тах, сколько их лежит! Канавы полны коровьей крови. Она течет по канавам, как вода, а коровы мычат, как люди». Для свиньи весь мир стойло, и она жрет и топчет все, что ей попа­ дает под рыло. «Вчера мы захватили лагерь Клоога,— писал Кукушкин.— В лагере я увидел живую жуть. Он дымил едким дымом смерти. Вонь горелого мяса и бензина не давала дышать, хоть противогаз надевай. Горели ба­ раки. Горели сложенные в аккуратные штабеля запасы старой обуви. Г’срели человеческие трупы, тоже сложенные в поленницы. И вот из од­ ной поленницы выползли на четвереньках живые мощи, заросшие сва­ лявшейся седой шерстью. На костях дымилось, дотлевая, какое-то тряпье. В батарее был Щеглов-Щеголихин. Он стоял вместе с нами, з а ­ дыхаясь от зловония. Мощи ползли к нам. Мы помогли им подняться и усадили их на лафет пушки. Мощи не могли говорить. Они только ска­ лили беззубый запекшийся кровью рот. И когда я вливал в эти черные губы глоток спирту, я увидел глаза и узнал лейтенанта Липецкого. Он не узнавал нас. Его беспомощные руки тянулись к рубашке, силясь содрать ее. Он так и умер на наших глазах. Пока копали моги­ лу, Добрыйвечер решил обмыть и переодеть покойника. Вокруг пояса под рубашкой было намотано что-то красное. Добрыйвечер снял повяз­ ку и расправил. Это оказалось знаменем нашего полка. Как удалось лейтенанту Липецкому пронести и сохранить его че­ рез лагеря, через четыре года пыток и медленной смерти? Он выполнил долг, как солдат, свято и беззаветно. И мы похоро­ нили его, как героя, в сыпучий песок прибалтийского побережья. Последние дни войны застали Кукушкина в Курляндии в торфяных болотах, которые развезло от половодья. Маленькие ручейки превра­ щались в стремительные реки. Батарея вязла в грязи. Пушки прихо­ дилось перетаскивать на руках. Стариков-гангутцев в батарее молено было сосчитать по пальцам одной руки. На горизонте дымили корабли. Немцы собирались выскочить из этого мешка безнаказанно. Она были прижаты к морю. Они еще все отстреливались, на что-то надеясь. Наша пехота, форсировав речку, прижала немцев к берегу. Пехоте было трудно без артиллерии. Надо было немедленно переправить пушки к пехоте. Немцы могли уйти. На берегу речки стоял сарай. Федотов крикнул Кукушкина, и они сняли первое бревно из-под крыши. Положили его на плечи и вошли в воду. За ними молча пошли другие. Они вставали рядом с Федото­ вым и Кукушкиным в ледяную быструю воду, держа на плечах брев­ на. По этой живой переправе, колеблющейся под ногами, но надежной, огневики стали перекатывать пушки.