Сибирские огни, 1965, №11
— За что же это выгонят? — сердито спросит Семка из отдаления.— У меня кругом хорошо да отлично! — За резвость! — гневно воскликнет мать и 'сама расхохочется.... Наконец они повернули на свою улицу. Возле колодца, что наиско сок от Семкиной избы, гурьбились ребята, заглядывали в него. — Мячик улетел1— оживился Женя. — Не, бадью упустили! — весело сказал Семка. И оттого, что сейчас будут они дома, что вон они — ребята, им ста ло радостно. Семка заложил пальцы в рот и с оттяжкой свистнул. Их увидели, и многие побежали навстречу. Всех перегнал Кила: — Се-е-емка! Се-е-емка! — кричал он издали. От бега голос его пересекался.— А вам на отца похоронная пришла! — наконец проговорил он, запалившись.— А ваша мать ее в колодец бросила! — И, шумно ды ша, стал глядеть на Семку. И все, кто прибежал, устало дышали и глядели на Семку. Он пошел сквозь строй расступившихся ребят. Ноги ему кололо мелкой щепой. А с боков шли ребята, и Оля Неупокоеза второй раз говорила: — А похоронную, Кила сказал, бадьей добуду! А сам утопил.^ Семка повернул к срубу, лег грудью на его теплый сыроватый край и заглянул. И все, сопя, заглянули. Срывались, звенели капли, а в мутном ледяном горле сумрачно колыхалось и мерцало. — Эвон, эвон бумажка прилипла, белая,— показал Кила, и колодец изменил его голос. —• Не обманывай! — негодующе крикнула Оля.— Похоронные чер- ные! , TJ , Но ничего не было видно, и Семка пошел к избе. Изба стояла тихо. Только калитка не закрыта. — Поджиг надо спрятать,— вспомнил q h . Поджиг зацепился в кармане, и когда Семка с трудом выдернул его, карман вывернулся. Семка зашвырнул поджиг под крыльцо. За спиной тихо торкнула калитка, и на Семку налетела старуха Не- упокоиха — бабка Оли Неупокоевой. — Сиротинка ты моя горькая! — запричитала она и землистыми ру ками схватила Семку за голову, за плечи. Семка ткнулся в ее живот, услышал запах пригона, несвежего мо лока и жестко вывернулся. Он взбежал на крыльцо, в сенки. На пороге в избу стояли две незнакомые тетки. Семка протиснулся и увидел мать. Она сидела на сундуке, медленно катала лбом по кухонному столу и ти хо выла. Она сидела босая, с белыми ногами ^из-под светлого платья. А над ней наклонилась мать Оли Неупокоевой, тетка Тася. — Клава, ты чего? Клава, ты чего? — говорила она. Мать замолчала и сказала вдруг трезвым голосом: — Ох, Таська, дай попить. В это время за спиной произошло движение. Это вошла, легко ступая босыми черными ногами в черных желваках, Неупокоиха. И еще пере ступая порог, точно взлаивая, начала причет: — Распорите мне утробушку...у! Там не змеи все свиваются-а! Но Семка не разобрал, не понял слов, потому что дико и страшно закричала, забилась мать. Тася стала бороться с ней и тоже кричала страшным, посаженным голосом: — Да замолчите сейчас же, мама! Семке стало жутко, и он выскочил на улицу, в горячую тень избы. Как во сне, он увидел ребят, и Женя глухо, точно через воду, говорил с бледным лицом: — И твоего папу убили. Не победят наши?!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2