Сибирские огни, 1965, №11

Г Л А В А 2, с которой и начинается книга Была весна, когда Матвей Кукушкин, матрос Балтийского экипажа, четырежды раненный и дважды контуженный, вернулся в родную дере­ веньку Дранкино. Он еще был молод молодостью самой Революции. Железное слово «даешь» с тремя знаками восклицания кипело в его характере. Пошли такого хоть к черту на рога, он и там резьбой по ко­ сти займется. Лучше послужного списка и мандатов о его скитальческой судьбе говорила его одежда. Высокий буденновский шлем с красной звездой, черный бушлат и полосатая тельняшка и, бог весть где добытые, мали­ новые галифе; плотные обмотки на крепких, немного вывернутых икрах и желтые австрийские бутсы на тройной подошве с подковками, к тому же еще украшенные до блеска надраенными шпорами. К этому надо добавить заплечный мешок, перекинутую через пра­ вое плечо трехрядку, сундучок, крест-накрест обитый железом, с фото­ графией крейсера «Варяг», вырезанной из старого журнала и наклеен­ ной на внутренней стороне крышки. Я уж не говорю о белесом чубе, лихо выбившемся из-под шлема, или об острых голубых глазах, о доб­ рых, резко очерченных губах и подбородке, наискосок рассеченном го­ лубоватым шрамом... Думаю, что портрет Матвея можно считать за ­ конченным. Матвей отвоевал свое на восьми фронтах революции: на флоте, в пехоте и в кавалерии. И теперь, освобожденный по чистой, пришел з родное Дранкино с одной мыслью: пахать и сеять! С самой древней че­ ловеческой мыслью — добывать хлеб себе и другим. Шесть домов деревеньки Дранкино стояло на высоком правом бере­ гу петляющей по зеленым луговинам речушки Молохты, студеной от родников и до того быстрой и веселой, что никакой на свете мороз не * мог сковать ее льдом в самые лютые зимы. Прямо за речкой шумел густой сосновый лес, а за гумнами и за овинами, между овражками и болотинами лежали небольшие и небо­ гатые поля. У Матвея не было в живых ни матери ни отца, ни братьев ни сестер. Мать умерла родами, когда Матвею было всего три года, а отец спился и через год после смерти матери замерз, возвращаясь с базара. Дед Павел был когда-то крепостным. И возили его, Паньку, за семь верст в село Широкое на текстильную фабрику купца Гандурина. Посадят в санки, укутают потеплее в разное тряпье и увезут, оставив ему на неделю хлеба да семь луковиц. Ходил поначалу Панька в одной залатанной посконной рубашонке. Работал он в шлихтовальном цехе, там, где проклеивают основу специальным клеем-шлихтом, чтобы она меньше рвалась в ткацких станках. И, видимо, Панька был дотошным малым. То ли ему кто подсказал секрет изготовления нового шлихта, то ли он сам додумался,— суть не в том. Фабриканту от новшества по­ шли большие выгоды, и он двадцатилетнему уже Паньке ссудил денег. Тот откупился от барина, сговорил у него же клочок земли и основал Дранкино. Потом фабрикант послал Павла Ивановича, как его стали величать, в Англию, в Манчестер, ума набираться, а по возвращении - сделал шлихтовальным мастером... Вот к этому то деду и явился Матвей. , j — Что будешь делать, большевик?— спросил дед Павел, малень-