Сибирские огни, 1965, №11
— Хлеб выкупи,— сказала она, позевывая.— На комоде карточки... под скатеркой... — Знаю,— буркнул Семка, а сам подумал: «Теперича отходил я за хлебом»,— и еще пуще зажалел мать. Он услышал, как она легла, заскрипев сеткой. «Ставень прикрою,— догадался он.— В темноте спать вольготно!» 1Л так метнулся через сенки, что только ведра на лавке сбрякнули... Вчера они с Женькой эвакуированным окончательно подготовились в дорогу. В тех же сенях, распахнув для свету двери и стоя на коленках пе ред лавкой, насыпали в четушку черного охотничьего пороха,— сразу стала замегна волнистость и толщина заголубевших стенок бутылки, за ткнули ее. А пробку вырезали из балберы — тополевой коры. Несчет ный раз переложили, перещупали остальной запас, и Семка ничего не давал делать Жене. — Дай-кось, дай! — быстро говорил он, вырывая спички, высыпал на ладонь и придирчиво пересчитывал их. Потом срывался в кухню, со Стуком брякался у кухонного стола на коленки, распихивал, расшвы ривал на его полках стаканы, блюдца, отыскивая соль, драл из прошлогодней тетрадки листы, сыпал, заворачивал... — Стой-ка, стой! — Хватал у Жени таловую, со ссохшейся корой, палочку и быстро, по-обезьяньи, мотал на нее «снасть» — нитку с крюч ком на конце. Потом сломя голову кидался в комнату и за комодом, в хлопьях пыли, в облетевшей известке, находил мешочек, в котором тас кал зимой пузырек с чернилами, стряхивал на ходу, опять стукался на колени возле лавки, совал мешочек Жене: — Держи! Сыпал из надколотого грязного стакана разнокалиберную дробь, и когда она просыпалась, закричал грубо: — Ну, вот! Женя ползал по щелястому полу, собирал, а Семка уже был под крыльцом и лез, пробирался дальше, под сенки, но ни дробинки не оты скал в колючем, сухом мусоре, в потемках... Под крыльцо же спрятали они с б о й запас и накрыли проржавевшим газом. Только поджиг с ко ротким стволом сунул Семка в поленницу... Потом они вышли за ворота. Начинался тихий вечер. Солнце све тило вдоль проулка, из-за дома Неупскоевых. А на улице, в дальнем конце, гомонили ребята, затевали местную игру — догонялки по дереву. — Айда баловаться! — крикнул Семка и припустил. И точно — смешал всю игру: убегать и догонять нужно только по дереву, не ступая на землю, а он спихивал с бревен, с мостиков, стас кивал с заборов виснущих, пробирающихся по ним и орал, довольный: — Голи' Го-л-л-и!.. — Ну, чего ты. Сема! Ну, зачем? — говорил Женя, но сегодня иг рать ему тоже не хотелось. И во всеобщей кутерьме, в веселом гаме, средь улицы, усыпанной щепой и опилками, прыгал он, с коленками, испачканными за день, босой, как все, но в чудных коротких штанах, каких не носили дети в этом сибирском поселке, прыгал на одном месте, запрокинувшись лицом к далекому светлому небу, и протяжно, со сча стьем, кричал: — А-а-а-а... И светлая челка билась у него над бровями... В теплых сумерках пришла за ним мать. Негромко позвала издали:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2