Сибирские огни, 1965, №11

Вот и сейчас, когда, казалось бы, мне никто и ничто не мешает, ме­ ня так и подмывает, так и тянет отложить этот разговор еще на денек, на час, в крайнем случае на минутку. Ведь соблазнов для растраты ду ­ ши у человека слишком много. В городе мне стали мешать шум, толчея, телефон, а скорее всего просто-напросто поистрепались нервы. И я, воспользовавшись любез­ ностью своего старинного друга, приехал в пушкинский заповедник. Я живу в самом Михайловском, на маленькой веранде, пристроен­ ной к сложенной из булыжника кладовой. Черемуха и яблони уже от­ цвели, зато сирень прямо-таки бушует по всем куртинам. Все зеленеет и множится, все поет своим голосом о своей жизни. Прямо передо мной растут бузина и черемуха. Через зеленую сетку листьев я вижу перели­ вающуюся полоску Сороти и высокое чистое небо. Около моего окна пролетают, как веретена, хлопотливые скворцы. Их птенцы верещат или тихо попискивают напролет целые сутки в скворечнике над моей дверью. Иногда на черемуху, воровато оглядываясь по сторонам, са ­ дится галка, но, заслышав стук моей машинки или увидев меня в окне, моментально снимается с ветки. А над вершиной черемухи, ритмично размахивая мощными медлительными крыльями, вобрав голову с вы­ тянутым клювом и выпрямив в струнку ноги, пролетают цапли. А над цаплями я вижу чуть заметный крестик самолета, и его серебряный шлейф долго тает в ясном небе. На вечерней заре где-то совсем рядом поет иволга. Ее трехколенная серебряная флейта берет верх над всеми голосами, заставляя прислу­ шиваться к своему благородному звучанию. Не знаю, кого как, но ме­ ня этот звук всегда приводит в какой-то трепет. Иволга — чудо. И это чудо я недавно увидел. Только что первый луч солнца скользнул по черемухе, я услышал ее флейту, а потом пря­ мо перед собой заметил золотую птицу и почувствовал всей душой, что сказки на земле никогда не кончатся. Я смотрел не отрываясь, боясь пошевельнуться. А как она была красива в полете, когда, сорвавшись с ветки, золотой молнией метнулась вниз, в кипящую листву черемухи, и я потом, спустившись в заросли, увидел ее гнездо, как легкую лодоч­ ку в развилке старой орешины под обрывом. Утром следующего дня на моих глазах разыгралась трагедия. Я ни­ когда не, знал, а может быть, позабыл, что галки такие разбойницы. Не успел я выбежать на крыльцо веранды и по-мальчишески запустить в галку первым попавшимся под руку камнем, в гнезде иволги не осталось ни одного яйца. Но я человек, а не иволга, и пусть гнездо моей души много-много раз разорялось до последнего перышка, душа моя снова наполнялась ощущением самой главной песни, которую мне надо спеть. И мой герой стоит за моим плечом и говорит сердечно и снисходи­ тельно: — Да брось ты, право, тянуть волынку. Оставь все свои сомнения. Где наша не пропадала! А й в самом деле, где наша не пропадала! (Чем черт не шутит, по­ ка ангелы спят! И почему бы кривой не вывезти нас.) Кто его знает, может быть, и этой попытке суждено будет заставить кого-нибудь за­ думаться и поговорить с самим собой о своей судьбе. Веранда при северном ветре продувается насквозь, но мой любез­ ный хозяин одолжил мне свои валенки. В них тепло и удобно. Мне еще хочется выпросить у него мелкокалиберную винтовку, чтобы подстре­ лить эту самую разбойницу галку. Я ее знаю, у нее в правом крыле одного махового пера не хватает.