Сибирские огни, 1965, №11

заколоченными окнами тоже не было сил, и она с радостью поехала на луга... — А косу-то отбил? — спросила она строго председателя и стала, как всегда, головной. Коса была наточена на славу, но показалась Дарье тяжелой. Она пожалела, что перед отъездом подарила свою, небольшую, легкую,— еще муж, покойник, смастерил ей, был он кузнецом, лучшим в округе... Дарья окашивала кочки, выходя на гладкое место, делала широкие взмахи и чувствовала, как ее сердце колотится в груди. Сердцу было тесно, глаза туманила слеза радости, и потому Дарья думала, что она молодая, статная, что за ней не угнаться никому и косила, косила, чуть не пела. — Эк, неугомонная! — кричал председатель.— Да стой ты! Всех девок загоняла, а сама — идет и идет, будто железная. И она шла, шла, шла, хоть и не была железной, хоть и катился пот градом, холодя спину, шла, пока не задрожали колени. Она опустилась в траву и полежала немного, потом, сама не ведая, почему так делает, поползла к стожку и прислонилась к нему головой. Солнце светило в глаза, им было больно глядеть на каплю-росинку, что еще держалась в листе, и Дарья, улыбнувшись ей, зарылась лицом в сено. — Ты что? — спросил председатель сверху.— Ну, отдохни, отдох­ ни, не молоденькая! — И пошел дальше. Дарья хотела ему ответить, что она не устала, просто сердце что-то колотится — видать от радости,— и не смогла — голоса не было. Она чуяла острый запах своего пота — давно ее сухое тело так не пахло, и опять вспомнила себя молодой, статной... И не председатель подходил к ней сейчас, а Григорий — Гриша; не сын — муж... А сына еще не бы­ ло, и все-то ей приснилось — вся жизнь... А жизнь еще и не начиналась, еше только вот-вот начнется, если Григорий ее поцелует... Щеки ее за ­ лил румянец, солнечный полуденный ветерок вдруг показался горячим- горячим, и все громче, все напевнее журчала Тёмша, река ее моло­ дости...