Сибирские огни, 1965, №11

же, как и я, ткнулся носом в руку убитого финна. Ткнулся и остановил­ ся. Была минута тишайшей тишины, какой-то провал в этом грохоте и визге, когда отчетливо слышен собственный пульс. Кукушкин застыл и услышал в этой тишине тиканье часов и вспотел от нахлынувшего стра­ ха. Будь это какой угодно другой звук, он бы не испугался, а тиканье маятника отдавалось в его душе, как звук гибели миров и созвездий. Волна неземного холода вслед за волной жара прошла по его телу и заставила сердце забиться часто-часто. Провал тишины длился, и Ку ­ кушкин падал в этот бездонный провал. Но постепенно падение замед­ лилось, и он снова почувствовал себя на земле, и тиканье часов стало обыкновенным тиканьем, с которым можно было освоиться и что-то предпринять. Страх откатился. Мир вошел в норму. Сначала Кукушкин подумал, что это подползают они и хотят взять его, Кукушкина, как языка, живьем. Черта с два он им дастся! Кукуш­ кин сунул наган за отворот полушубка и на всякий случай вытащил из противогаза гранату и стал ждать. Часы продолжали тикать. Тогда он робко выглянул за бруствер. Снежное изрытое поле, луна и тишина. И в этой тишине четкие удары маятника. Кукушкин огляделся и пополз на звук, готовый к любой неожиданности. Он полз от куста к кусту, от камня к камню, пока не почувствовал, что часы тикают где-то под его сердцем. Может быть, это мина с какой-то дьявольской машинкой! Все равно отступать было уже нельзя, слишком много затрачено силы и на­ пряжения на поиски. Будь что будет! И Кукушкин ковырнул снег и вы­ тащил белую, как снег, руку, опоясанную в запястье аккуратным ре­ мешком. На ремешке были часы и компас. Кукушкин осторожно расстегнул ремешок, спрятал часы и компас в нагрудный карман гимнастерки, а руку Бубнова положил около куста в снег и навалил на нее камень, потом встал в полный рост и пошел к батарее. Над передним краем продолжала стоять тишина. Редкие трасси­ рующие пули уходили беззвучно к зеленой луне. Я не слышал, когда Кукушкин лег со мной рядом на нары. Г Л А В А 22 Мы думали, что эта война была последней — Подъем!! Сквозь сон мы различили голос Доброговечера. — Подъем! Война кончилась! — повторял Добрыйвечер, стаскивая с нас полушубки, и столько в его голосе было жизни и радости, что мы сразу поверили. Мы сели на нары и стали протирать глаза. Мы вылезли нару­ жу и видели белый тишайший лес, припорошенный густым чистейшим снегом, и в этом снегу горело и дробилось ослепительное доброе солнце. Мы умылись снегом, раздевшись до пояса, почистили зубы и побри­ лись. Мы задали корму нашим коням и сами отправились на кухню к Федотову, и Добрыйвечер дал нам к обеду четыре мерзавчика. Мы чувствовали себя отлично. Еще бы! Радость, как снег, прикрыла все наши печали и горести. Да что там говорить, любой солдат, уцелев­ ший после войны, думает, что эта война была последней, что люди ни­ когда больше не ввяжутся в эту отвратительную историю. Так думали и мы. Мы не говорили об этом вслух. Мы просто жили