Сибирские огни, 1965, №11

Рис. Э. Гороховского ЛЕОНИД С Е РЖ И Н О вкусах не спорят. И прекрабно. Можно себе представить, что было бы, если о них постоянно спорили и пришли к како­ му-нибудь одному заключению. Например: всем мужчинам стричься под бокс, а жен­ щинам носить плиссированные юбки. Кар­ тинка! Так что, выходит, не зря существует такое мудрое правило, которое оправды­ вает и даже поощряет отсутствие всяких споров на почве вкусов. Но некоторым, особо рьяным и жизнерадостным товарищам с ка­ ких-то пор стало это положение в человече­ ском обществе нетерпимым казаться. Тем более при социализме, когда всякая критика, самокритика и споры доведены до кульминационной точки расцвета. А слишком боль­ шое разнообразие вкусов и интересов у трудящихся просто даже мешает этим рьяным товарищам спокойно жить и двигаться вперед. Сбивает их с толку. Они не знают, что по поводу того или иного вкуса говорить и как на всевозможные кощунственные откло­ нения от общего стандарта реагировать. И возникают иногда на этой почве разнооб­ разные конфликты. Например, совсем недавно прямо-таки возмутительнейший случай произошел, до­ вольно оскорбительный для работников общественного питания. Заходит в одну образцовую столовую посетитель, или, как там его правильно называть, клиент, либо проситель. Одним словом, видно, проголодавшийся прилично, но внешне человек культурный и снаружи даже совсем интеллигентный и такой тихий. Прочитал добросовестно все лозунги и плакаты на стенах, изучил социалистическое обязательство, и затем смотрит на столы. Шариг по ним взглядом меню ищет. Рука­ ми даже некоторые скатерти потрогал, соль рассыпал, а меню так и не нашел. Бурчит что-то под нос, спрашивает у посетителей. А они откуда знают. Молчат. Косятся. И действительно. Кто его знает, что это за тип вошел. Еще, чего доброго, сдернет со стола скатерть вместе с супом, а потом ищи-свищи. Снимай пиджак и отрезай от него пуговицы, чтобы в химчистку приняли. И поскольку этот вновь вошедший ничего, что искал, не нашел, он сел и сидит, ждет, когда к нему подойдут и что-нибудь спросят. А никто не подходит. Десять минут сидит, двадцать минут сидит. Никого нет. Будто он не в столовую пришел, а из бани вышел и теперь отдыхает. Наконец это одиночество ему, видно, надоело, и он издает какой-то крик, от которого все, вокруг сидящие, давятся своими комплексными обедами.