Сибирские огни, 1965, №11

Этот древний афоризм, когда-то казавший­ ся неопровержимым, был опровергнут всей историей советской поэзии. И тут же нельзя не сказать о другом — только наша дейст­ вительность впервые сделала возможным словосочетание «воин-гуманист». В самом деле, как естественно сочетается готовность советского воина к защите Отчизны с его решимостью бороться за мир! Но если б нигде под звездами Чужой пулемет не картавил,— Не дрогнув бы, телом собственным Я свой замолчать заставил. (Анатолий Васильев) Об этом же — стихотворение Семена Се­ ченова «Девочка»: «идем... чтоб на земле войне не быть...» Сержант Микуль Шуль­ гин пишет: ...Если вновь война раздаст нам каски, Буду насмерть биться с той войной, Только жил бы после без опаски Паренек, идущий вслед за мной. Это не только стихи. Это — человеческие документы, утверждающие гуманизм со­ ветского воина. Патриотическая гордость сквозит в строчках Ивана Ягана: Глянь, патруль, на выправку мою! Кто сказал о том, что я в запасе? Это сказки !— Я всегда в строю! Как поэтическое обобщение стихов пер­ вого раздела воспринимаешь строки Леони­ да Решетникова о звании «Родины сол­ дат»,—звании, выше которого нет и не мо­ жет быть: Получил я это званье, Прикрепив на шлем звезду, В день призыва... нет, призванья, У отчизны на виду, «Память» — так озаглавлен второй раз­ дел книги, объединяющий стихи о Великой Отечественной войне. Многие из этих сти­ хов датированы годами войны. Но и в тех, что написаны после победы,— не только внешние приметы незабываемых трудных лет, но и то, что называют памятью сердца, которая «сильней рассудка памяти печаль­ ной». Лаконично сказал Иван Ветлугин о письме на фронт, в котором, наряду со строчками «о погоде хмурой», заключен «проверенный цензурой тысячный воздуш­ ный поцелуй». А как много «читается» за этими скупыми словами — и тягостное ожи­ дание весточки от близкого человека, и по­ целуи, которые можно получать только по почте, да еше скрепленные штампом воен­ ной цензуры, и многое-многое другое... О большом сердце «обыкновенного» че­ ловека, который берег, «как патроны, ласко­ вые слова», о любви к людям, рождавшей ненависть к врагу, проникновенно пишет Александр Кухно в стихотворении «Теле­ граммы». Всегда остается лириком Николай Пере­ валов; в его стихотворении «Перегруппи­ ровка» есть та «невыдуманность», душевная достоверность, которая лучше всего гово­ рит о поэзии, выплавленной из солдатского сердца огнем войны. Насыщены воздухом войны стихи Леони­ да Решетникова. Война несет с собой свои неподделываемые краски, только ей при­ сущую точку зрения — нельзя «выдумать», не увидев его, такой пейзаж: Полуденный вверху струился зной. Вдали хрипела пушка безголосо. И в воздухе, настоенном сосной, Как пули у виска, ж ужж али осы. Негромок голос Елизаветы Стюарт, но как впечатляют ее стихи, как безошибочно точны в ее изображении и «следы мужско­ го неумелого уюта», и героика боев на се­ рых скалах Рыбачьего полуострова, как трогают сердце ее скорбные строки о тех, кто не дожил до Победы. Эти и десятки им подобных деталей, увиденных зорким глазом поэтов и участ­ ников событий, не могут не волновать. Они воскрешают ТО время, заставляют оживать воспоминания — и мы снова и снова воз­ вращаемся к дням народного горя и на­ родного величия. За своеобразием манеры каждого ав­ тора есть то общее, что объединяет стихи в одно целое,— восхищение героизмом со­ ветских воинов, преклонение перед их под­ вигом. Поэма Александра Смердова «Пушкин-^ ские горы» давно и широко известна. Но главы из нее, включенные в раздел «Па­ мять», воспринимаются как-то по-особому. Может быть, особый отпечаток накладыва­ ет на восприятие то, что поэма посвящена памяти поэтов-воинов Георгия Суворова и Бориса Богаткова, вдохновлена их подвига­ ми (стихи Г. Суворова и Б. Богаткова во­ шли в заключительный раздед сборника «Двадцать лет спустя»). Образ националь­ ного гения России, чья тень зовет к мести врагу, становится символом незабываемого прошлого Родины и вдохновляет живущих на подвиг. Так в единый узел связывается в поэме прошлое, настоящее и будущее. О войне пишут и поэты послевоенного призыва. Это закономерно — есть темы, ко­ торые остаются вечно живыми. Поэты млад­ шего поколения знают войну не понаслыш­ ке — она вошла в их детство. Пусть ...ран настоящих, открытых, кровоточащих мы не видали тоже... Но сердце доныне гложет, но в сердце доныне дышит осколок боли, влетевший криком солдатки бывшей, только что овдовевшей. (Нинель Созиговз) 12 Сибирские огни № 11 №