Сибирские огни, 1965, №11

несложным построением, недлинной фразой. Этот язык — доступнее для начинающего читателя, для неопытного читателя». — Ну, и что же сказал ты? — спросил я.— Кстати, у Тургенева бывают совсем не короткие фразы и с весьма сложным построением, хотя по характеру иная слож­ ность, чем у Толстого. Фадеев помолчал, поглядел на меня, а потом решительно сказал: —- Я не стал вдаваться в подробности. Я сказал: «Что поделаешь, Иосиф Висса­ рионович, у каждого писателя свой шаг. Если такой шаг — куда денешься?» — Ну, и что же? Чем закончился этот разговор? — А ничем,— сказал Фадеев сухо.— Он отвалился: видно, решил — пиши как хочешь! Фадеев, не скрывая, был доволен, что смог прямым отказом — а это было не < так-то уж просто тогда — «снять» этот вопрос с обсуждения. Но это он мне рассказал позднее. А сейчас почему он вдруг спросил о языке «Молодой гвардии»? Чувствовалось, что за этим вопросом скрывается другой, и он еще не обкатал его, чтобы спросить поукладистее. Ну, а вот, так сказать, «Разгром»...— сказал Фадеев, видя, что то, что он хочет, само из меня не вытягивается. Я с удивлением посмотрел на него, а он замолчал и смотрел на меня. Получилось вроде так, что слово «Разгром» произнес не он, а я. Ах, «Разгром»,— сказал я оживленно.— Так ведь, удивительная вещь, «Моло­ дая гвардия» — это тоже «Разгром»! — Я был так обрадован своим открытием, что не заметил, как Фадеев с изменившимся лицом и без особого удовольствия смотрел на меня. _ Хам отряд партизанский,— между тем продолжал я,— и здесь отряд: подполь­ щики-молодогвардейцы. Там — белые, тут — фашисты. Там — разгром и через него — предчувствие победы, и здесь разгром, но уже не предчувствие, а пришедшая победа! ■— Это все верно,— сказал Фадеев недовольным голосом.— Верно, но, я бы ска­ зал, совершенно не нужно. Это понятно тебе, но ты знаешь, Витя, лучше замолчи! Обескураженный, я замолчал, и мы пошли. — Ты не сердись, Витя,— сказал Фадеев из-за моей спины.— Есть вещи бесспор­ ные, но вряд ли обо всех бесспорных вещах следует говорить, да еще так подробно... — Ты просто не понял меня,— сказал я.— Толстой тоже писал все разное и все , об одном и том же: мир божий внутри нас. До чего человек прекрасен, если хочет и своим поведением стремится к прекрасному! Вот что он писал всю жизнь! — Толстой! Толстой!— сказал Фадеев, по существу ничего не ответив. И вдруг все стало понятно: завтра кто-нибудь может сказать плоскую фразу о том, что Фадеев повторяет самого себя, и сколько людей, не вдумавшись в нелепость этого утверждения, подхватят его и еще добавят: «Не растет», «Топчется», «Исписался!» И, поняв это, я сразу догадался, что же на самом деле интересовало Фадеева. — Напрасно тебя заботит, не скажет ли кто, что «Молодая гвардия» — «не шаг вперед» после «Разгрома»,— сказал я,— «Молодая гвардия» — большая удача. И еще: у этого романа есть одно «историческое» свойство. Если бы ты его не написал, его должен был бы все равно написать кто-то другой. Ты сумел дать то, что ждали все. А что лучше «Разгром» или «Молодая гвардия»? Ну, это вроде как спрашивают детей: «Кого ты больше любишь, папу или маму?» — Хитер, хитер, старик! — сказал Фадеев, подталкивая меня в дверь.— А что, может, ты и прав, очень может быть! — говорил он посмеиваясь. Грешно было после такого чтения отправляться на боковую, да и здоровы мы были — могли ночь проговорить, а потом работать. _ Есть суп,— сказал я, хотя никакого супа, разумеется, не было, а был первый час ночи.— Кто хочет? — Если рассматривать суп, как закуску,— сказал Фадеев доверчиво,— то я — согласен! Ну, конечно, я бы мог сказать, что мы уселись и пили чай. Крепкий чай. Или даж е еще более — крепкий кофе. Но я не буду этого говорить. Мы выпили водки.