Сибирские огни, 1965, №11
темные полоски. И вдруг утка с крикЪм метнулась в сторону. Вода под ней взбугрилась, и из этого бурлящего бугра выставилась над водой огромная зубастая пасть и, как показалось Кукушкину, громко щелк нув зубами, проглотила утенка. Проглотила и скрылась. Все это произошло мгновенно. Кукушкин от страха вскрикнул, пе репугавшись не меньше утки и с корявой ветлы шлепнулся в страшную бездонную воду. Он не помнил, как заколотил по воде руками и ногами. Захлебываясь водой и тиной, он все-таки добрался до берега и вы лез в крапиву, дрожа и цепенея or страха и холода. Так он научился плавать. Обсохнув по дороге в деревню, весь остаток дня он бултыхался в Лошадином бочаге, не боясь глубины, переплывая от берега до берега. Сизый от такого усердия, он прошел мимо ошарашенного Веньки, не удостоив его даже взглядом. Ночью надо было пасти лошадей Ему впервые доверили это дело. А лошадей было всего пять во всей деревне, и он знал каждую. В сумерках, взяв краюху хлеба и три спички с серной щечкой от коробка, погнал он лошадей за Перетужину на Утиный мыс. Холка у Воронка острей ножа, и сидеть на ней не то что неудобно, а просто боль но, но Кукушкин бодро, как настоящий всадник, проехал по всему по саду и только в осиннике, когда деревня скрылась за кустами, соско чил с Воронка. Над речкой уже поднимался туман, и прохладный воздух волнами стлался по теплой земле. Лошади разбрелись по мысу, похрустывая сочной травой и чмокая в топких местах копытами. Кукушкин наломал сушняку, надрал бересты и с одной спички разжег небольшую теплин- ку на сухом и голом месте под тремя елочками. Потом поел хлеба, за пил из родника и добавил в огонь хворосту. Ночь пришла как-то сразу, густая, влажная. Только дергачи ржа выми голосами перекликались по всему лугу да трещали медведки. У костра было тепло, весело. Огонь потрескивал, перебегая по веткам. Кукушкин отошел от костра и лег на траву, раскинув руки. И сама земля повеяла на него свежестью и покоем. Он глядел на небо, густое небо июньской ночи, полное звезд маленьких и больших. Он смотрел на эти звезды бездумно и спокойно, и до его слуха доносилось похрустыва ние травы на лошадиных зубах и чмокот копыт. Он смотрел на звезды. Звезды спускались к земле и кружились перед глазами. И вдруг ему показалось, что под ним нет земли, и он тоже, как огонек, кружится в бескрайнем мире, полном огней и безмолвия. Ему стало страшно. Он снова подошел к огню. От огня пахло домом, жилым, всегдашним. Он обошел луг, сосчитал лошадей и снова улегся у костра. Ему приснилась мать. Она вытирала Кукушкину нос подолом. По дол почему-то был жестким и волосатым. Кукушкин проснулся. Перед ним стоял Воронок и тыкал ему в нос мокрой мордой, обдавая теплым дыханием. Всходило солнце. Ни одна лошадь, пока он спал, не ушла в поле на клеверища или в овсы. Такие уж были эти лошади! Осенью Кукушкин загрустил. Полетели белые мухи. Холодно. Си деть на печке скучно, а выйти на улицу не в чем,— на всю ораву у тети Поли одни калишки. Прямо беды не оберешься с этими калишками. Захотелось Кукушкину на двор сбегать. Соскочил он с печки, сунул ноги в калишки, хлопнул дверью и побежал, пристукивая задниками, в хлев Воронка сделать свое нехитрое дело и снова в избу. Вылез из калишек и опять на печку. А тут как раз дяде Саше вышла нёобходк-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2