Сибирские огни, 1965, №10
Когда пытался ползать, я часто падал: куда голова наклонялась, туда я и переваливался. Боясь, как бы я не свалился в очаг, мать привязывала меня за пояс веревкой к стене юрты. Постепенно я при вык к веревке и даже не натягивал ее ползая, хотя вначале кричал и рвался. До сих пор не могу забыть, как, цепляясь за косяк двери, я первый раз сам поднялся на порог. В тот день я не был привязан. О, каким вы соким показался мне тогда порог нашей юрты. От страха сердце замер ло и коленки дрожали. Было ясное летнее утро, я увидел желтую плоскую степь, высокие горы, покрытые лесом, а над ними голубое небо. У меня закружилась голова, я едва не упал, но тут заметил неподалеку мать, доившую ко рову, и закричал, качаясь на ребре порога, точно птенец, балансирую щий своим куцым хвостиком на сухом сучке. — Гляди-ка, мама! Иди скорее, держи меня! Мать поставила деревянный хумун с молоком и бросилась ко мне, раскинув руки. — О, сыночек-то мой, какой храбрец! Быстрый мой! Орел на стоящий! Она нежно приговаривала, целовала меня, глаза ее сияли, сверка ли зубы. Лицо ее мне казалось широким и прекрасным, как вся Арыг- Бажинская степь. До этого дня я был просто бочонком для молока, и только теперь почувствовал в первый раз великую силу любви и красо ту моей матери. С этого дня я себя помню. До трехлетнего возраста детей нельзя было стричь, даже волосинку нельзя было тронуть — это считалось великим грехом. А когда срав няется три года, идут к ламе, и он назначает день. Стрижка волос ре бенка— это один из праздников, на который зовут весь аал. Даже са мый бедный хозяин и то в такой день сварит целого барана. Помню, в нашей юрте собралось очень много народу. В переднем углу перед аптарой — ящиком, на котором стояли изображения богов,— постелили белую кошму, поставили деревянное блюдо с горой баранье го мяса, а возле — три кожаных кугера с аракой. Волосы у меня были очень светлые, гораздо светлее, чем у других, уже длинные, родители, боясь, как бы из-за этого глаза у меня не ста ли косить, заплетали их в косички, завязывая разноцветными нитками с бусинками на концах. Эти бусинки я выревел, завидуя украшениям в косичках сестер. В переднем углу на самом почетном месте сидел мой дядя по мате ри — Мукраш. Он первым взял с аптары маленькие ножницы, в ручки которых был продет священный шелковый хадак, и торжественно про говорил; — Дай понюхать (у нас вдыхали запах волос или кожи, желая по казать свою нежность) твою головку, племянничек. Дарю овцу с яг ненком. Я заупрямился и хотел убежать, но отец потихоньку шепнул, обни мая меня: — Дядя дарит тебе овцу с ягненком. Дай ему понюхать головку. Дядя отрезал у меня с левого виска первый клочок волос и торже ственно передал отцу. Тот принял эту прядку, завернул в хадак и при вязал к священной стреле. t — Овечку тебе даю самую плодовитую, белую с черной головой, а ягненка рыженького. Расти его, племянничек, на доброе здоровье!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2