Сибирские огни, 1965, №10

ные стебли, дрожа от ветра. Единственное окошко так близко к земле, что летом его заслоняет трава, а зимой завевает снегом. Ветер пожалел Агафониху: поставил сугроб не перед окном, а шагах в трех от него, что­ бы не застить свет. Нырнула Агафониха в избушку-норушку, дверь — на крючок, и сё­ ла к столу считать денежки да из чулка в сумочку перекладывать. До дрожи в коленках напугал ее недавно Захар Сидоркин, депутат городско­ го Совета. Агафониха голосовала за него, а он за добро чем платит?.. — Все барышничаешь, Ненила Агафоновна? Денег, поди, полный чулок накопила? Бабка так и похолодела вся. Откуда ведомо Захару, что деньги у нее в чулке? Неужели подглядел в окошко, когда она вот так же пересчи­ тывала трудовые сбережения? Очень даже просто. Он хитрый. — Придется раскулачить тебя! — сказал Захар. Насмешник! Конечно, он шутит, но нехорошо шутит, совсем нехоро­ шо, не надо бы так! Разглаживает Агафониха на коленке скомканные бумажки, склады­ вает рубли к рублям, тройки к тройкам. Ой, кто это опять в окошко за­ глядывает, холера бы его забрала?! Сграбастала деньги, прижала их к животу, согнулась. — О-ой! — кричит Агафониха, притворяясь больной.— Смертыньк® моя пришла! И все зря: полынь заглядывает в окошко, черная сухая полынь. Ве­ тер клонит ее, она и заглядывает, покажется и опять спрячется. Занаве­ сила бабка старым платком нижнюю часть окошка: хоть и полынь, а все равно страшно. Пожалуй, и полынь прошумит кому-нибудь, что Агафо­ ниха деньги считает да из чулка в кожаную сумочку перекладывает. Считает, а сама думает о том, что надо взять.мешок да веник-голик, на базарной площади сенца наскрести для козы. Вчера был базар, ло­ шади ели сено и насорили около саней. Потом надо сходить с ведерком на станцию, пособирать уголь возле эстакады, где паровозы топливом заправляются. Вот беда: говорят, к весне электровозы пойдут, а им, буд- то-бы, уголь не нужен, колеса у них без пара вертятся. Угольный склад закроют, чем тогда будет отапливаться Агафониха? Дровами не riaro- пишь, дрова пых — и нет, а уголек-то долго в печке горит: сам черный, а распускается разными цветами, голубыми, малиновыми, желтыми — зимой весна в печке! А потом надо сходить в столовую пообедать. Питается Агафониха бесплатно. Войдя в столовую, она стоит у дверного косяка с протяну­ той рукой, но рука протянута чуть-чуть, робко... нет, и не протянута да­ же, рука прижата к груди, только ладонь развернута и выдается, вроде балкончика. Смотришь, иной человек, покушав и выходя из столовой, положит на этот балкончик копейку. Агафониха, обращаясь к его спине, крестится и желает ему и его деткам доброго здоровья и счастья. А иной, похлопав себя по карманам, скажет: — Нет, бабушка! Денег нет! — Дай бог, чтобы были, деточка, дай бог! — отвечает она. А сама тем временем присматривается к обедающим. Вот сидят за столом трое, всего, всего набрали — от них много останется! Не зевай, бабка! И вер­ но: поднялись, уходят, щей почти полная тарелка осталась, каша с мас­ лом, хлеб на тарелке ломтиками. Быстро-быстро, пока официантка не убрала,— Агафониха уже за столом, кушает. Хорошо, только страшно почему-то, словно ворует. Съежилась вся, ни живая, ни мертвая, вот сей­ час крикнет кто-то грозно: 6 * 83