Сибирские огни, 1965, №10

— Прошлой ночью ты не спал совсем, все кричал что-то. Так от страха можно и с ума сойти. Гляди, загубишь там свою душу. — О, бабушка, я видел сон, как мы с теми храбрецами прибежали к Черному утесу, а чиновники за нами. Мы сталкивали на них большие камни, но они все равно бежали за нами. Я оборачивался и швырял им в лицо песок. И вдруг один чиновник споткнулся и упал вниз со скалы на тополя. Тут я от радости проснулся, бабушка! — Ну хоть одним злоглазым меньше теперь будет,— проворчала бабушка и повторила: — Не смей ходить туда! Я рассказал ей про того старика, который клялся отомстить чинов­ никам и увести табун лошадей у злоязычного Шавыры. Бабушка' зама­ хала на меня руками: — Такие разговоры даже родной душе поверять нельзя!.. У этого человека с чиновниками старая вражда. Пронеси, господи, мимо нас эти тяжелые времена... Да, встречаются бесстрашные люди с окаменев­ шим сердцем, помоги им, будда!.. Ночами наша молодежь пела про чиновников ругательные песни. В них поминались и те наши богатеи, которым за взятки удавалось вый­ ти сухими из воды. «Не видно красного лица — собачья морда торчит. Дал взятку — выплыл из бурного потока». Чиновники пытались поймать и наказать певцов. Однако храбрецам удавалось вовремя ускакать. Один из тех, кого посылали в погоню за нашими храбрецами, рассказал чиновникам страшную историю: «Ваша милость, вы, наверное, помните, что много лет назад в этих местах тоже был суд. Обвиненных увезли на китайскую землю, долго мучили. Потом всем отрубили головы, привезли в Туву и развесили на шестах на перекрестках дорог, чтобы другим было неповадно... С тех пор тут появилась нечистая сила. Порой ночами можно услышать кри­ ки: «Халак, халак!» И имена тогдашних судей выкрикивают. А сегодня, ваша милость, я скачу за каким-то человеком, вот-вот догоню его— и вдруг он остановился как вкопанный. Мой конь от не­ ожиданности тоже остановился — и я упал на землю. Гляжу — это не человек, а пень. Пнул я его — а он вдруг покатился по земле. Гляжу — это череп человеческий. «Зря они погубили нас! — слышу откуда-то го­ лос.— Они должны нам, мы еще спросим с них!.. Назови-ка мне имена тех, кто сегодня мучает и пытает других храбрецов?..» У меня встали волосы дыбом, я взобрался на коня — и ходу! До сих пор зуб на зуб не попадает». Плел эти басни отчаянный храбрец и хитрец Тарачи. После его рас­ сказа не только чиновники, но и их слуги стали бояться ночью выходить из юрт. И молодежь наша распевала свои песни безнаказанно. Впрочем, вскоре кое-кого из певцов опознали, и тогда против них были состряпаны лжесвидетельства. Их привели на судилище, подверг­ ли пыткам. В их число попали мой младший дядя Шевер-Сарыг и двою­ родный брат Тас-оол... Однажды вечером я зашел в юрту к дяде Кыйгыжи, в это время тут же сидел дядя Мукраш. Были они чем-то сильно взволнованы. Дядя Кыйгыжи — старший из четырех братьев отца, поэтому в нашей родне он считался самым почетным человеком. Он был назначен старостой арбана, объединявшего десять юрт, и по своей должности часто имел де­ ло с судьями. Он обязан был по приказанию своего чиновника вызывать людей на суд, а когда не бывал в разъездах, то и прислуживать судьям. Подавать чай и огонь для трубки, стеречь вызванных на допросы. Вот почему дядя Кыйгыжи знал больше всех, и к его словам прислушива­ лась не только наша родня, но и чужие.