Сибирские огни, 1965, №10
— Не простит тебе Танза этого! — Ничего, я уже нажаловался десятнику. Мол, я склонился перед Танзой в молитве, а он хотел меня лошадью стоптать! Я еще самому Чанчину, а то и Хунь-Найону (солнечному князю) буду жаловаться! — Сырбык подмигнул нам.— Лучше умереть в драке, чем под оскорблением склониться... Ладно, давайте дальше рыть эту землю, чтобы она оста* лась черной и бесплодной до осени... Так и закончился этот веселый весенний сев. Убирать урожай мне не пришлось, потому что я уехал в Южный Амырак. Милая моя Долбанма Правду говорят, что от сиротства не умирают. Вот я и подрос, бродя за стадами, как ухват за чашей. Теперь все больше находилось желаю щих взять меня в услужение, и я чувствовал себя уверенней. Если один хозяин обидит — к другому ухожу, чтобы обидчик позавидовал моему новому господину. Иногда из-за меня даже вражда разгоралась между старым и новым хозяином, и мне от этого была выгода: новый старался со мной обращаться лучше, чтобы я не ушел. Когда прибавляется ума-разума, ты становишься уже не только слушателем молчаливым, а порой даже осмеливаешься и в спор всту пить. Не сидишь словно каменная баба. Правда, пока спор со старшим собеседником я затевал больше про себя, чем вслух. Но и то хорошо, что уже собственное мнение имеешь. Кошм^ растянется — человек вырастет. Хозяин выдавал замуж свою дочь, подружку моих детских игр, Долбанму. В этой юрте я прожил в услужении с перерывами почти пять лет, относились ко мне тут лучше, чем везде. Вместе с детьми хозяина мы пасли овец, ходили по ягоды, играли, не разбираясь особенно, кто девоч ка, кто мальчик. Долбанма была старше меня на год или на два, но вот пришло время — и она уже невеста, а я еще парнишка, которого пока всерьез не принимают. Свадьба у нас не один праздник, а целых четыре или, как их назы вают, «четыре дела». Сначала устный сговор. Родители жениха долго присматриваются к семьям девушек, раздумывают, подходящие ли это люди для родства, кто были их деды и прадеды, сваты и браты. Если все более-менее под ходяще, тогда посылают к родителям невесты какого-нибудь почтенного человека, умеющего красно говорить. Едут на сговор не с пустыми ру ками, а с угощением, с особыми платками из белого шелка. Эти малые подношения — знак того, что за ними последуют более ценные подарки, о которых во время сговора родителей невесты только оповещают. По этому первый праздник сватовства и называется «устный подарок», он может состояться, когда жених и невеста еще в люльках. А когда они подрастут, жених приходит к родителям невесты со словами: «Вам обе щано в устном подарке серебра с волчью голову, да золота с лошади ную голову, теперь отдайте мне мою жену». «Второе дело» — «ломают чай». Во вторую поездку родители жени ха готовят угощенья и араки гораздо больше и, отправляясь к невесте, берут с собой и жениха. Родители невесты, оповещенные об их приезде, тоже готовятся к встрече, собирают всех родственников. Невеста в это время тоже должна быть дома. Прежде чем войти в юрту, родители жениха привязывают к остову
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2