Сибирские огни, 1965, №10
накинется гнус, от которого даже быкам с высокой густой шерстью достается. Как-то к нам подъехал на быке могучий человек с темно-красным загорелым лицом. Бык его был под стать седоку. Рыжий, ноздри, словно кузнечные мехи, раздуваются, рога, как бивни у слона, идут вперед и чуть загибаются. Глаза круглые, словно чашки, и белки видны... Кони в страхе шарахнулись от этого рысака. — Что, Арзлан? Лошадь больше тебя держать не в силах, зачем на такого зверя сел? — спросил богатыря чиновник со знаком власти на шапке — шишкой из аквамарина. Арзлан отвечал, что хозяин, у которого он батрачит уже много лет, не дал ему лошади. — Ничего, этот рысачок под стать мне. Пусть кыргыстарские ребята пыль с моих плеч стряхнут! — С этими словами Арзлан хлестнул быка, животное перешло на тяжелую рысь, и скоро только столб пыли указы вал, где он мчится. А я подумал: «Если бы все бедняки были такими сильными!..» Наконец, мы увидели необыкновенное сооружение, буддийский храм. На самой верхушке торчала медная шишка, словно на шапке у чиновника, на всех четырех углах тоже было по шишке. Рядом с хуре много построек, где жили и учились молодые ламы. Вот толпа повалила в хуре, и я не отстал от прочих. В хуре много лам, у каждого через плечо была повязана широкая красная лента, а конец ее замотан вокруг пояса. Верхние места занимали старые бритые ламы, у некоторых — длинные-длинные бороды из нескольких волосков. Ламы раскачивались и читали, кто по книге, кто с закрытыми глазами, на память. У других лам в руках медные тарелки, в которые они колоти ли так усердно, что звук походил на визжанье провинившейся собаки. Гремели два огромных барабана, гудели гонги. А возле выхода располо жились ученики лам, их глаза поблескивали тревожно, словно глаза ягнят, которым не дали сена. Я вместе с толпой продвигался все дальше в глубь хуре. Там стоял густой дым от разных благовонных курений, из этого дыма на меня гля дели страшные рожи зверей с разинутыми пастями. Некоторые фигуры сверкали, видно, были золотыми. Люди, проходя, стукались об этих идолов лбами, стукнулся и я. Что творилось в моей душе, объяснить невозможно — страх, любо пытство, изумление... Я совсем забыл бабушкину просьбу помолиться за живых и мертвых. Теперь люди шли между рядами лам, подставляя головы, а ламы ударяли по ним книгой, бубном, тарелкой — что у кого было в руках. Выйдя из хуре, я услышал почтительный шепот со всех сторон: — Майндыр! Вон могущественный Майндыр едет! «Ну вот, теперь, наконец, я увижу настоящего живого бога»,— об радовался я и стал выглядывать из-за спин людей. Впереди толпы двигалась процессия. Была видна высокая колесни ца, запряженная людьми. На ней — носилки, покрытые пологом из жел того шелка, оттуда высовывалась голова старого седого ламы. Позади старого ламы стоял лама помоложе, на нем была шапка с гребешком ид золотых нитей, вроде петушиного. Лама важно оглядывал народ. «На верное, он и есть Майндыр»,— подумал я, но, протиснувшись ближе* увидел, что этот лама очень некрасивый, с сальным угреватым лицом и большим носом. В передке колесницы была прикреплена зеленая лошадка, которую люди называли божьей лошадью.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2