Сибирские огни, 1965, №10
созвал из соседних аалов молодых сильных парней, и они выбросили из кошар весь старый навоз, а на его место натаскали помет диких зверей. Под скалами, на водопоях и в пещерах в те времена его скапливалось много, так что набрать было не трудно. Этим же сухим навозом курили внутри кошар. На ворота кошар хозяин приказал прибить рога ар харов. Стада в этот вечер поздно возвращались домой — лишь когда по явились первые звезды. Стрелки к этому времени разместились возле кошар с луками наготове, словно в засаду сели. Все население аала высыпало из юрт и принялось загонять скотину в кошары. Вдруг один из стрелков выскочил и побежал, целясь в какую-то козу, очень похожую на дикую. Взвизгнула стрела, всполошила воздух коротким п-п-а! Стадо шарахнулось, замерло — и ринулось по проходу между людьми в кошары. А стрелки помчались к убитой козе, один из них, вспоров ей живот, запустил туда руку, стал разбрызгивать кровь в. разные стороны, а больше всего в небо, приговаривая: «Мы с луками, стрелами, силками, самострелами охотились на этих зверей. Кто когда видел, чтобы дикие звери умирали от болезней? Смотрите, наши вели кие небеса!..» За эту зиму старый Одучу не раз приезжал к моим хозяевам. Я не уставал его слушать целую ночь напролет. Все уже уснут, а я все под держиваю сказителя громкими возгласами: «Шиянам, шиянам! — Слу шаем!» Подбрасываю в огонь, подливаю старику чаю. Наверное, поэто му Одучу чаше других обращался ко мне с вопросами, отдавал остатки мясного супа. Еда из его чашки была особенно вкусной, потому что чаш ка сохраняла запахи каких-то лекарственных трав. В дни его приездов я боялся, чтобы даже одно его слово как-нибудь не пробежало мимо моего уха, и работал, будто молнии меня погоняли. Хватал в охапку сразу по три-четыре ягненка и мчал в загон так, что они, бедняги, даже постанывали. Со скоростью ветра отделял и козлят от маток. А когда лень, еле-еле по одному гоняешь их. Однажды Одучу не был у нас довольно долго, и поэтому, когда он, наконец, пришел, и хозяева и я были особенно рады. Сказителю подали угощение, которого даже не всякий лама удостоится. Ламам, ведь, для вида оказывают почтение, а Одучу старались сделать приятное от души. Кроме того, хозяева прекрасно знали, что Одучу ездит всюду по аалам, и везде его радушно принимают. А он может такую, порой, сказочку рассказать, словно на каменной плите высечет. Сказителю подали крепкий чай с густым козьим молоком в почет ной серебряной чаше. Тут же поставили горку ячменной муки, обильно политой свежим маслом, пахтанье с толченой черемухой. Тарелка, на которой все красиво разложили для почетного гостя, была дорогой при чудливой резьбы. Потом хозяева стали тихо совещаться между собой,— приготовить ли для Одучу свежий хан — кушанье из бараньей крови, или сделать хырбача — сборную тушенку из почетных кусков? Решили сделать хыр- бачу. Этим хозяева хотели не только оказать честь сказителю, но и по хвастаться заготовленным на зиму мясом. Особый вкус хырбача долж ны были придать нежные и жирные куски забитой осенью кобылицы, у которой три года подряд не было жеребят. Зашел разговор о том, как вкусна и полезна конская кровь, если ее умело приготовигь. Одучу и тут нашел, что рассказать. К этому времени в нашу юрту набрались соседи — постоянные слушатели Одучу. Скази тель уселся поудобней, заложил в ноздри по понюшке табаку и начал: — ...Шла одна из жестоких черных годин. Три уже миновало, эта
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2