Сибирские огни, 1965, №10

привязал себя им к кедру, вымазал ладони смолой, сцепил замком пальцы, обхватив ствол Так было надежнее, и я задремал. Сквозь сон мне чудилось, что я в юрте, рядом со мной бабушка, я засыпаю, прошу ее натянуть на меня шубу, о то холодно... Очнувшись между этими короткими снами, я увидел, что гора ясно обозначена на посветлевшем небе, и звезды стали мельче. Однако внизу под кедром было еще темно. Я так окоченел, что пошевелиться было трудно, ветер становился резче. «Неужто я не доживу до утра? Бычка своего я почти доброволь­ но отдал медведю. Тетка как будет ругать меня! Нарочно, мол, отдал скотину на съедение!» Тетка начала кричать и ругаться, от ее ругани я побежал прятаться в лес, ноги мои запутались в кустарнике — и я проснулся. О-о! На правой вершине уже сияло солнце, тропа проснулась и побежала в обе стороны, далеко, пока видел глаз. На соседней верши­ не сидела кедровка,— ее пронзительный скрипучий крик и разбудил меня. Я еле отвязал себя от дерева, так закоченели пальцы, а кушак слипся от смолы. Тело не подчинялось мне, я весь был, как зимой за­ коченевшие ветки, но1и вроде целы, но я не слышу их, они не подчиня­ ются мне. Я принялся колотить по ногам пальцами, но они ничего не чувствовали, одна нога почернела. Я напугался, принялся мять, колотить, царапать все тело, став­ шее деревянным и бесчувственным. Кое-как сполз на землю. Навер­ ное, от движения и боли начал немного согреваться. Бычок мой целе­ хонький лежал на прежнем месте, весь покрытый искрящейся на солн­ це изморозью и преспокойно жевал жвачку. Я выбрался на солнечную полянку, согрелся и незаметно опять заснул. Проснулся весь в поту. Солнце стояло уже на полдне, даже тень от горы исчезла, а тени деревьев были короткими. Перепуганный, я помчался к бычку, но он все еще лежал на прежнем месте. Я отвязал веревку, подер1ал за нее, поднял своего дружка. Он стал потягиваться, пыхтеть, шмыгнул носом, боднул головой. Он стал какой-то другой. На том месте,, где я сидел вчера, поднялся горб. Ох, да ведь это «стрела сырости»: с потного рабочего скота войлок сразу не снимают, а еще надевают дополнительно. А если уж завелась такая болезнь, лошадь или бык для работы надолго не пригодны. Сесть на него, конечно, невозможно, вон он как пригибается, едва ли не до земли, когда я касаюсь ладонью опухоли. Попытался тащить бычка за собой, но из этого ничего не вышло. Он так медленно переставлял больные ноги, будто на ходулях: шатал­ ся, останавливался. Но все же мне удалось согнать его с дороги, он принялся щипать траву, а я присел на поваленный ствол и стал думать. Вдруг я заметил стебелек саранки и вспомнил, что уже сутки про­ шли, как я ел в последний раз. Выкопал луковицу сучком и ногтями, съел ее хрустящие мучнистые дольки, нашел еще две. Потом по-своему, как знал, попытался полечить бычку опухоль и снова погнал его впе­ реди себя. И вот опять наступил вечер, а я все еще не добрался до перевала. Мы приблизились к верховью реки: горы стали круче и ущелье уже, сильнее тянул холод от снеговых вершин. Если я проведу еще ночь на кедре, я умру от холода. Что же делать?.. Я сидел под деревом, со страхом следя, как надвигается ночь. Прошло yaie более суток — и никто не обогнал меня, никто не встре