Сибирские огни, 1965, №10

— В божий мир только душа мертвого уходит. Тело должно по­ коиться на Танды, а душа пройти сквозь ад, этого никто не минует. Эти - люди поехали провожать тело твоей матери. А ты, значит, смотрел, как увозят покойника? Это не положено. Надо тебе теперь помолиться. Женщина увела меня в чужую юрту, я повторял за ней слова мо­ литвы, а после ламы коснулись моего лба священной стрелой и книга-, ми, а тот, что стучал в тарелки, приложил их к моей голове, и я услы­ хал еще не погасший звук — словно собачонка скулила рядом... На следующий день ламы поделили между собой оставшийся скот и одежду и уехали. Из разговоров взрослых я понял, что маму оставили на кладбище у горы Кызыл-Шат. Мы часто играли возле этого места, когда пасли овец. Над кладбищем всегда тучей кружились вороны и коршуны, там мы видели много человеческих черепов и костей. На третий день после похорон я встал рано утром, было еще много пьяных, подъезжали новые люди с аракой. Мычали недоенные коровы, звали маму, потом чужие женщины подоили их, а белая корова так и, не подпустила никого, пришлось к ней пригнать теленка. Мне было тоскливо и одиноко. Я ушел из аала с телятами, а после оставил их и побрел в сторону горы Кызыл-Шат. Солнце было высоко, началась жара. Я поднялся на холм и увидел, как из лога взмыли два ворона. Я закричал на них, под­ ражая выстрелам, стараясь напугать хищников, они нехотя улетели. Пошел быстрее и скоро увидел флажки, что стояли тогда у нас вокруг юрты, под ними лежало что-то, завернутое в белое. Я бросился вниз — и вдруг остановился. Шелковый хадак, покрывавший лицо, слетел, уне­ сенный ветром, длинные волосы разметались по земле, лицо и тело рас­ пухли... Это уже была не моя мама. Куда ушла, кто унес ее красоту, ее нежность — куда все подевалось?.. Я стоял, а вороны с криком кружились надо мной, и кожа на моей голове съежилась от страха. Я попятился, потом повернулся и что было силы помчался прочь. Только на самой вершине горы я остановился пе­ редохнуть. День был жаркий, я сильно вспотел, но меня бил озноб, и. зубы стучали. Все кругом казалось мне желтым, точно в мутной воде... После этого я стал сторониться людей. Особенно нестерпимо было видеть лам и шаманов, все еще араковавших. Они были похожи на тех воронов, что летали над мамой, там в ложке, у подножья Кызыл-Шат. Хотя меня кормили, но я голодал, на мне была одежда, но я мерз все время. А когда я играл с ребятишками и смеялся, мне самому мой смех казался чужим. Сорок девять дней в нашей юрте перед божествами горел светиль­ ник. Его зажигали, едва наступали сумерки, добавляя время от време­ ни масла, чтобы он не потух до утра. — Папа, а зачем мы светильник зажигаем? Чтобы к нам не при­ шли черти, да? Отец вздрогнул и даже отшатнулся от огня. — Нет, сынок,— ответил он, оглянувшись.— Не из-за этого. Про­ сто я хочу, чтобы душа нашей мамы дошла к богу светлым путем, не заблудилась. — Хорошо, если бы душа мамы возвратилась обратно к нам. Правда?