Сибирские огни, 1965, №10

у мамы снова приступ болезни, поэтому пригласили шаманов,— наки­ нул на голые плечи свою старенькую шубейку и помчался к юрте. Из юрты были вынесены все сундуки и посуда, з то место, где сто­ яла кровать, занавешено, белой кошмой. Я бросился туда и увидел, что мама лежит на полу, на подстеленной кошме, а лицо ее накрыто шелко­ вым хадаком. «Что они араковали ночью, что ли»,— подумал я и сдер­ нул с ее лица хадак. Нечаянно мои пальцы коснулись ее щеки,— она «была ледяная. Я задрожал от ужаса, шубейка свалилась с моих голых «плеч, я подобрал ее и, побежав что было мочи, забился в заросли ка- .ратанника. В, просветы кустов мне было видно, как возле нашей юрты появля­ е т ся все новые и новые всадники. Они спешиваются, садятся к костру, журят, передавая друг другу трубку. Некоторые сидят у ручья, подперев голову рукой, а двое мужчин в стороне что-то мастерят из дерева. Вот прискакали еще всадники, а с ними мой отец. Он уехал только, щчера в Западный Амырак— и вот уже вернулся!.. Чуть всадники спе­ шились, они бросились в юрту. Мне показалось, что я слышу крики от­ ца, будто он бьет кого-то или с кем-то ругается. Две женщины воло­ ком вытащили его, из юрты и усадили у костра. Все собрались возле отца, , шумят, подают раскуренные трубки. «А может, мама полежит и очнется? Ведь и раньше с ней так быва­ ло... А где же ламы и шаманы, почему они ее не оживляют? А может, мама зовет меня к себе, может, ей.хочется подняться, а меня возле нет...» Я побрел к юрте, ходил между плачущими людьми, слушая их. Взглянешь на отца и бабушку — точно у них в груди масло кипит, кло­ кочет. -Точно отраву выпили, и она подступает к горлу — бьют, колотят себя в ,грудь,. рвут волосы. Бабушка, словно верблюдица, потерявшая детеныша, так протяжно и страшно кричит, что хочется снова убежать « спрятаться. Появились знакомые ламы, те, что маму лечили. Наверное, они при­ ехали оживить ее? — Ах, беда, беда! — причитала бабушка.— Ведь только вчера она говорила: «Это же мой месяц, надо приготовиться заполнять люльку». Удыбалась своими белыми, точно молоко, зубами... А теперь, гляди, кто подумал бы, ктр во сне такое увидел бы! Ах, лучше бы на ее месте ле­ жала i я, сколько детей сиротами оставила!.. Вокруг юрты поставили шесть шестов с флажками, один, на кото­ ром изображена бегущая священная лошадь, возле самой мамы. Теперь в юрте шумно, ламы хором читают, бьют в барабан и тарелки. Перед разукрашенными, изображениями богов в медных чашах — еда, заж ­ женное масло. Провожают мамину душу... На кострах варят много вкусной пищи, все ласково говорят о маме, гладят меня по голове. Хорошо маме, весело, не одиноко... На следующий день опять появились ламы, раздался громкий плач и причитания. Я спрятался в караганнике. В полдень вынесли из юрты что-то длинное и белое, положили это дяде Шевер-Сарыгу на седло, и всадники тронулись. Отец уехал вместе со всеми. Я побежал к юрте. Вокруг бабушки собрались женщины, курили можжевельником, чтобы привести ее в чувство. Занавеса больше не было. «Может, оживили?»,— подумал я и тут же спросил Узун-кыс: — А где мама? — В божий мир отправилась,— ответила какая-то женщина, а се­ стра зарыдала. — А где божий мир? Это туда всадники поехали и белое на лоша­ ди повезли? А .почему эти ламы ее не оживили?