Сибирские огни, 1965, №10

человеку. И очень существенно, что окру­ жающая его толпа — не статисты, не фон, но действующее лицо этой драмы, расска­ занной Е. Евтушенко по-своему. Есть свой нерв и в главе о Ленине-юноше — «Ярмар­ ка в Симбирске». В ритмическом отношении она не блещет новизной, но здесь находишь нечто более важное — умение дать не лобо­ вую, а как бь 1 пунктирную характеристику героя. Так складывается образ гимназиста Ульянова — из разнородного и вроде бы не­ обязательного: реплик купчих и прочих свидетелей сцены с упавшей в грязь бабой, гудящей весенним половодьем Волги, све­ тящихся берез над ней. Посетители ярмар­ ки — все эти приказчики, лабазники, приста­ вы и жандармы — обрисованы плакатно, но они отнюдь не хрестоматийны. Врезается в память и рассказ об учительнице Элькиной, обучающей красноармейцев грамоте («Азбу­ ка революции»). Зато в остальных исторических эпизодах немало длиннот и пустот и условных, весь­ ма схематичных характеристик. Таковы Ра­ дищев, Чернышевский, декабристы. Отдель­ ные удачные строфы дела не меняют. Значит ли это, что история как таковая противопоказана поэме «с таким современ­ ным названием», что она чужда автору «Братской ГЭС»? Кажется, именно к этому выводу пришел И. Золотусский, в остальном тонко и убедительно анализировавший по­ эму на страницах «Литературной газеты». На наш взгляд, стремление Е. Евтушенко к чередованию ближнего и дальнего планов, к укрупненности и историзму не является данью «книге», но заслуживает одобрения. Это попытка преодолеть рамки испробован­ ного жанра и выйти на широкий простор. Недаром в главе «Я ехал по России»... ав­ тор замечает: Н а частности разменивая дух, Мы в сторону бежим от обобщений... И именно в недостатке аналитичности и свободного вторжения фантазии, в извест­ ной инертности поэтической мысли кроются многие слабости поэмы, в том числе — композиционная рыхлость. Ведь и спор двух концепций о мире в общем-то чисто меха­ нически вклинивается в историческую часть, а не становится ее внутренним организую­ щим стержнем. Буквалистское следование хронологии и фактологии способно и вообще погасить малейший проблеск поэтичности, как это случилось в близкой по замыслу поэме В. Фирсова «От росинки до звезды». С главы «Первый эшелон» начинается, собственно, рассказ о самом Братске и о его людях. Е. Евтушенко удалось передать пафос созидания, одушевляющий их работу, поведение, отношение к миру. Исповеди Нюшки Буртовой, большевика Карцева, диспетчера Крамера волнуют непосредствен­ ностью заключенной в них жизненной прав­ ды. Глазами людей автор увидел все самое значительное, что произошло на месте еще недавно дикой тайги — от прибытия перво­ го эшелона до пуска ГЭС. ...И казалось мне — плакали тыщи, И от слез поднималась вода, И пошел и пошел он, светище, Через жилы и провода. Н а знаменах торжественно алых К людям рвущийся Ленин сиял, И в толпе средь спецовок линялых Председатель, наверно, стоял. И под музыку, шапки и крики Все сверкала и грохала ГЭС... Ж аль, что не был тогда на открытье Буржуазный писатель Уэллс! Нельзя не видеть, однако, как снижается здесь у Е. Евтушенко эффективность поэти­ ческого слова: к его возможностям он ста­ новится странно недоверчив, почти подозри­ телен. Недаром, читая главу «Ночь поэзии», мы с недоумением вспоминаем «Молитву перед поэмой»... Между тем, повествование все более становится дробным, разбегаясь по боковым руслам и уступая напору опи- сательности. «Природа», «Искусство», «Мая­ ковский» — уже по одним названиям глав можно судить, какого множества тем пы­ тался коснуться Е. Евтушенко, а выглядит это чаще всего торопливым откликом. С за­ видной легкостью, например, решается проб­ лема взаимоотношений человека и природы. Выход, оказывается, в том, чтобы «творения собственных рук» также считать за при­ роду. Чтоб, глядя на стройки, на зыгнутые Людскими руками мосты, «П ри род а...» — мы только и выдохнули И стали спасенно чисты... За подобными рассуждениями, отступления­ ми, диалогами'как-то теряется личность са­ мого автора, а с нею — живой, горячий пульс произведения. Лишь к концу это впечатление сглажи­ вается. Мы заново ощущаем великую исто­ рическую правоту Братской ГЭС в ее пое­ динке с пирамидой — правоту активного гуманизма в столкновении с бессильным в своей односторонности скепсисом Четкие очертания данного спора есть результат чет­ кой авторской позиции, а это пришло не без спора с самим собой, не без борьбы за «гордый дух гражданства». Какова бы ни была общая оценка поэмы Е. Евтушенко, уже тот факт, что он выбрал для себя одну из труднейших задач, гово­ рит в его пользу, свидетельствует о неудов­ летворенности ранее сделанным, о его дви- жении к новым поэтическим рубежам. Я. Х а н и н с о н С Т О Д Н ЕЙ И З Ж И З Н И В. И. Л Е Н И Н А Е ще одной хорошей книжкой пополни» лась литература о сибирском пе­ риоде жизни Владимира Ильича Ленина. В Москве издан документальный очерк