Сибирские огни, 1965, №10

интересуют реальные возможности после­ военных ослабевших колхозов. Она носит­ ся со своим проектом строительства в кол­ хозах электростанций, не понимая, что в те дни это лишь новая тяжесть на плечи колхозников, вынести которую они уже не могут Отрыв от земли, от действительных нужд и потребностей колхозников — это вторая особенность ее как руководителя старого типа. Наконец, недоверие человеку, людям, народу — еще одна, весьма характерная ее черта. Стоило Дербачеву и Лобову сделать важные и нужные в тот момент предложе­ ния по улучшению дел в сельском хозяй­ стве, как она сразу ощетинилась, обвинять людей начала, а не обсуждать выдвинутые ими предложения «Она не против нового, нет, но в данный момент ничего из их затеи •не выйдет, кроме разброда и явного вреда». Почему? Рассуждает она, на первый взгляд, очень просто: «Начнется неразбериха, каждый задудит в свою дуду, каждый захочет стать проро­ ком в своем отечестве. Дай только волю та­ ким, как тот, однорукий Лобов из Зеленой Поляны,— по винту растащат государ­ ство... Как Дербачев не видит здесь кулац­ ких настроений?!» Любая инициатива снизу, любая народ­ ная инициатива встречала у нее такой, так сказать, «теоретический» отпор, прозрачно напоминающий тот, каким обычно пользо­ вался Сталин. Абсолютно верное положение о руководящей роли партия в строительстве социализма в нашей стране превращается ею в догму, служит средством для волюн­ таристских решений, оторванных от опыта масс, приводит к забвению положения В. И. Ленина: «Никогда миллионы людей не будут слушать советов партий, если эти советы не совпадают с тем, чему их учит опыт собственной жизни» (Собр. соч., т. 24, стр. 457). Я сосредоточиваю внимание на образе Борисовой, потому что он еще жив и напо­ минает нам того «героя», который в само­ стоятельности колхозников сегодня узрел недоверие к себе как к руководителю, и не только узрел, но и возмутился. Образ Юлии Борисовой помогает нам разглядеть тех, кто вольно или невольно будет мешать осу­ ществлению решений мартовского Пленума ЦК нашей партии. Однако у некоторых критиков этот об­ раз вызвал странные опасения В конце своего романа П. Проскурин написал, что под воздействием новых событий после 1953 года что-то в Борисовой зашевелилось. Она поехала в колхоз, на поля, и как-то по-новому на все взглянула. «Юлия Сер­ геевна жадно глотала свежий прохладный воздух. Небо над головой было черным, чистым и очень глубоким Оно властно вбйрало ее в себя, она потянулась всем те­ лом навстречу чистому небу и вдруг почув­ ствовала землю, на которой стояла Мину­ той назад она ее не чувствовала, земля уже скользила под ногами и должна была вот- вот рвануться из-под них...» Можно спорить, могла ли такая Юлия Сергеевна «вдруг» почувствовать землю, на которой она стоит. Но когда при этом автора «обвиняют» в том, что он создал некий «антиначальственный» образ — это наводит на очень грустные размышления. «Вот так,— пишет В. Чалмаев,— путем своеобразного «опрощения», сбрасывания вериг административной власти, «постри­ жением в крестьяне», приходит героиня к высшей, самой плодотворной, по мнению автора, истине жизни. Но П. Проскурин не подумал о том, что этот выход иллюзорен, что покаяние Юлии не может стать лозун­ гом, универсальным для всякого начальства вообще» («Знамя», 1965, № 3, стр. 220— 221 ). Самое курьезное, что П. Проскурин и не думал с образом Борисовой связывать какие-то рекомендации для «начальства во­ обще». Если уж говорить о рекомендациях, то они у него больше всего связаны с та­ ким типом руководителя, как первый секре­ тарь обкома Дербачев. Да и речь в рома­ не идет не о рекомендациях и не об отри­ цании «начальства вообще» и не о «постри­ жении в крестьяне», а о двух типах руко­ водителей, о двух противоположных мето­ дах руководства в нашем обществе. В рома­ не идет исследование определенных харак­ теров и причин, их породивших, а нам го­ ворят, что будто бы все дело сводится к тому: нужно или не нужно нам «вообще на­ чальство». Читатель может заподозрить меня в том, что я сознательно упрощаю точку зрения своего оппонента. Нисколько, к сожалению, В. Чалмаев в обоснование своих доводов так и написал: «Что произойдет, если все начальники бросят свои кабинеты, телефоны, сводки, совещания и покаянно уйдут «опрощаться» в поля? Разрешатся ли сразу все пробле­ мы, стоящие перед деревней, перед обще­ ством? Увы, не разрешатся, а, на мой взгляд, еще больше запутаются. И нельзя считать «покаяние» за прошлые ошибки и перегибы ответом на новые вопросы дей­ ствительности» (там же). В. Чалмаев никак не может понять, что любезные его сердцу «все начальники» ни­ когда не были одинаковыми и, вероятно, не будут и что не о всех начальниках печется П. Проскурин, а о тех, кто действительно помогает, а не мешает народу строить ком­ мунизм. «Покаяние», конечно, не ответ «на новые вопросы действительности», но бес­ спорен факт: с него, по-честному, и надо было бы начинать некоторым нашим руко­ водителям. Переходя к повести С. Залыгина «На Иртыше», В. Чалмаев уточняет свои взгля­ ды по затронутым вопросам. Он говорит, что повесть «при всех ее положительных ка­ чествах... в какой-то мере еще более «ан- тиначальственна» в отдельных своих момен­ тах» и что «после Корякина и Мити быть