Сибирские огни, 1965, №10

шей сельскохозяйственной политики. Не­ сладко, как правило, живется этим самым «закоренелым», но они не отступают... И мне хотелось бы подчеркнуть: книга С. Кру­ тилина свидетельствует — какие бы труд­ ности ни переживала советская деревня, лучшие ее люди незаметно-незаметно, а вы­ росли, кругозор их расширился, и живут они не одним пятачком земли, который усердно обрабатывают на своем огороде. В деревне появилось немало людей, думаю­ щих о коллективном, об общественном, и без этого не чувствуют они себя нормаль­ ными, нужными людьми. Эго первый вывод, который делаешь при чтении «Записок» ■С. Крутилина. Второй. Несмотря на то, что люди наше­ го села выросли, речь все время идет об «упадке Липягов» И лучшие умы деревни все время задают себе вопрос: «Чем объяснить неуклонный и все усиливаю­ щийся упадок Липягов?» .Одни отвечают: «Упадок Липягов во многом связан с неправильным преподаванием в шко­ ле... Трагедия сегодняшнего землепашца в том, что его лишили поэзии сельского тру­ да». Другие думают несколько иначе: «Все дело в том, чтобы научиться сочетать обще­ ственное с личным, материально заинтере­ совать каждого колхозника» Третьи утвер­ ждали, что упадок от того, что специалисту сельского хозяйства, т. е. агроному, прав никаких не давали, и земля, по существу, бесхозной была: губили землю, семена, людской труд, но план выполняли, о побе­ де рапортовали, выгода же от этого была одному Володяке Полунину, очередному председателю колхоза, который давно на все махнул рукой. Невеселый этот второй вывод, но его необходимо было сделать, если мы всерьез озабочены будущим нашей деревни При этом С. Крутилин, как и П. Ребрин, как настоящий художник, иссле­ дует живые характеры во всей их сложной связи с тем повседневным, что происходит в деревне, и тем общим, что обычно произ­ носится на собраниях с высоких трибун. «Щегол в клетке», например,— это агро­ ном, который многое знает да немногое мо­ жет. Всю жизнь он отдал деревне, ее лю­ дям, ее землям, творчески искал, как умно­ жить богатства земли, а в награду получил фельетон, где писалось- «Агроном Щеглов вот уже тридцать лет подряд насаждает на полях артели травополье, нисколько не за­ ботясь о лучшем использовании земли». Это было особенно больно и обидно, потому что Щеглов уже лежал в постели, с которой так и не сумел встать. Надо полагать, что фельетон, написанный с благими намере­ ниями, но без понимания существа дела, сыграл тут не последнюю роль. С. Крутилин очень концентрированно раскрыват харак­ тер незаурядного человека, опыт и идеи которого так и не были полностью исполь­ зованы. Именно высокий строй, и бесстра­ шие его мыслей заставляет нас увидеть Щеглова как значительного человека и про­ никнуться к нему уважением. Травку-то он сеял и пропагандировал, но понимал, что в других условиях без нее еще лучше можно обойтись, т. е. исторически к ней подходил. Отсюда и его воодушевление, когда речь заходила о новом — о химии, об удобре­ ниях, и гнев: «Создав индустриальные спо­ собы обработки земли, мы не позаботились о создании индустриальных способов ком­ пенсации, то есть внесении удобрений. Этим грубо нарушили естественную цепь, создан­ ную природой... Техника обработки шагну­ ла вперед, а пополнение взятого, все эти травки, оставались на уровне телеги. Куда там! Похуже еще...» Я коснулся лишь од­ ной человеческой особенности Щеглова, и мы немедленно почувствовали масштаб­ ность его мышления, увлеченность делом, темперамент... Образ Щеглова относится к числу лучших в «Записках» С. Крутилина. Третий вывод, который можно и нужно сделать при чтении крутилинских «Липя­ гов». Есть она, существует и не умирает поэ-, зия сельского труда, как есть она в любом творческом труде! Не может она, поэзия, умереть, если мы с умом и с душой будем трудиться на земле, если мы не истощать ее будем, а отдавать ей все, что взяли. Эта очень важная мысль проходит через все произведение С. Крутилина: «В отношениях человека с природой должен соблюдаться один закон: сколько взял, столько и отдай. Мы из года в год нарушали его Брали при­ горшнями, а возвращали щепотками. Наста­ ла пора рассчитываться за рапорты побед!» И если мы так будем обращаться с приро­ дой, она одарит нас своими богатствами во сто крат, и не только тем, что прибавит нам зерна или сенца, а тем, что обогатит нас пониманием ее законов и истинных кра­ сот, т. е. духовно сделает нас глубже и щедрей. «Как есть что-то волнующее и поэтиче­ ское в извечной смене времен года,— пишет С. Крутилин,— так есть что-то трогательное в извечной повторяемости крестьянского труда... Казалось бы, сколько ни живу, все одно и то же из года в год: пахота, сев, се­ нокос, косовица хлебов, заготовка. И знаешь, что за чем следует и как оно все бывает, и всякий раз как услышишь слова: «Завтра на луга!» — так и застучит радост­ но сердце: сенокос пришел!» О сердце здесь упомянуто не впервые и не случайно: большим чувством ответствен­ ности за все происходящее, чувством любви и боли пронизана каждая строчка «Записок учителя». Роман Петра Проскурина «Горькие тра­ вы» — масштабное произведение. В основ­ ном оно охватывает первое десятилетие после войны. В нем тоже идет разговор о крестьянских судьбах, о тех судьбах, кото­ рые определялись в конечном счете двумя методами руководства нашим сельским хо­ зяйством — в романе это метод Дербачева и Лобова, с одной стороны, и Юлии Бори­ совой — с другой.