Сибирские огни, 1965, №10
прежде всего от сознания своей обществен ной значимости» Я вынужденно привожу эти длинные цитаты, так как П Ребрина и обвиняли (иначе не скажешь) в том, что в его «со циальных этюдах» (здесь авторы обязатель но иронизировали) «нет ни одной светлой, положительной личности» (В, Степанов, «Коммунист». 1963, № 13, стр. 55). Позвольте: а Глафира, Ольга, Игнат Иванович, Сергей Ячменов, доярки, «девки- бабы» из Патровки? Неужели их нельзя считать положительными? Суть, видимо, в том, что П. Ребрин ри совал живых людей с их сложностями и противоречиями, с их индивидуальными су дьбами, в которых, как в капле, отража лось и нечто общее, не вмещающееся в за ранее уготовленную схемку: все хорошо, все хорошо, иначе быть не можег. Доярка Ольга не одна работает на мо лочной ферме так напряженно и тяжело. Труд ее и сегодня в деревне — проблема проблем. Кстати, разлад в семье у Ольги потому, что муж желает сберечь ее от преждевременной старости. Правда, руково дят им, как выяснилось, чувства эгоистиче ские и скопидомские, но никуда не уйдешь: в самом деле доярки и стареют, и грубеют раньше других, и одиночек среди них боль ше. Критиков смутили так называемые «пошлые сцены». Но никого из них не сму тил тот факт, что на двенадцать вероятных женихов в деревне, которую изображает художник, семьдесят две невесты! Никого не смутила трагедия одной из них, которая уже ни на что не претендовала, но хотела иметь своего ребенка. Бесспорная «утечка» мужчин из современного села рассматри вается П. Ребриным не по данным стати стики, а по «данным» человеческих болей. Так родилась глава «Девки-бабы», которую только ханжа может назвать пошлой и в которой только слепой не сможет рассмот реть жизненно важной проблемы. Ольга — честная женщина и передовая доярка — действительно в то время была поставлена в «ложное положение». Во-пер вых, ей особые условия создавали, и ви дели все, что успеха добивалась она не только за счет трудолюбия, но и за счет добавок, которых другие не имеют; и вся чески приподнимая ее опыт, люди, по суще ству, тормозили подлинное высвобождение доярок от тяжелейшего труда. Во-вторых, тем, что, как-то — под шумок о «передовом -опыте» — не заметили: те, кто честно и мно го работает на фермах, живут в колхозе похуже тех, кто работает умеренно, пред почитая сберечь силы и время для работы в своем огороде. В «социальных этюдах», таким образом, широко ставится вопрос: почему так получилось и почему не полу чилось в Головырине слияния двух полови нок крестьянской души, почему все оказа лось подчиненным половинке собственниче ской? П. Ребрин с фактами в руках отвечал в те дни: «Потому что не смогли мы ни в Головырине, ни в Патровке поддержать коллективный интерес» и «половина населе ния в Головырине не работает в обществен ном хозяйстве», потому что сознательно «траву на пашню напустили», так как «меньше пашни — меньше план». И еше по тому, что «люди принижены, а те, кто при нижает— в чести». Иначе сказать, как в очерке «Свет от людей», П. Ребрин заин тересованно, с болью и по-деловому пред лагал поговорить о внимании к каждому колхознику, кто бы он ни был, предлагал проанализировать действительную обстанов ку в деревне и социальные процессы, в ней происходящие, а на него вместо этого обру шились с обвинениями: и деревни-то он не знает, и людей ее принижает, намеренно выискивает теневые стороны и смакует их, словом, создает клеветническое, идейно-по рочное произведение. Материалы мартов ского Пленума партии недвусмысленно по казали, что реальное положение в колхозах и совхозах приукрашивалось, что в совре менной деревне на самом деле много нере шенных проблем, в том числе и те, о кото рых говорил П. Ребрин. Так трезвые голо са наших очеркистов приобретают сегодня новый, так сказать, практический смысл, и я горжусь, что наша литература умеет предвидеть, умеет отстаивать сзои идеи, надо только к ней повнимательней и во время прислушиваться. Развивая эту гему, я бы хотел остано виться только на двух произведениях по следнего времени — это «записки сельского учителя» Сергея Крутилнна, «Липяги» и ро ман Петра Проскурина «Горькие травы». «Записки» С. Кцутилина — это нетороп ливое и непритязательное повествование о прошлом и настоящем нашей деревни, это наша деревня чуть ли не за сорок лет ее существования. Нет в книге С. Крутилина сенсаций и подчеркнутой остроты,в ней есть обстоятельный рассказ о судьбе одной сред нерусской деревни и судьбе ее многочислен ных обитателей. И вот что примечатель но — что ни образ, то своеобразный, ориги нальный характер во многом интересного человека — будь то Груня, «закоренелая колхозница» с нелегкой бабьей долей, или Евдоким Кузьмич, деревенский пожарник, по прозвищу Авдоня, или дед Печенов, рядо вой колхозник с лицом интеллигента, или агроном Алексей Иванович Щеглов, «щегол в клетке», который так и не успел развер нуться практически во всю силу своих ог ромных возможностей, и многие другие, о которых сразу не расскажешь, что и как с ними произошло, но непременно подумаешь: это люди знающие, трудолюбивые, духовно неизмеримо выросшие за годы Советскрй власти. Кстати, обратите внимание на совпадаю щие определения у Ребрина и Крутилина —- «вечная колхозница» и «закоренелая кол хозница». Они, видимо, устойчивы и назы вают явления вполне созревшие в отличие от «не закоренелых» и «не вечных», легко, так сказать, поддающихся колебаниям на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2