Сибирские огни, 1965, №10

детей. Отец редко был ласков с ней, и она мирилась с этим. Дочь мелкого купца, она имела среднее образование, любила музы­ ку, много читала. Любимым ее сыном был Павел, в котором она души не чаяла, пота­ кала ему во всем и часто баловала боль­ ше, чем остальных. Наш дом, особенно в зимнее время, по* сещали знакомые, среди которых были до­ вольно примечательные личности. В такие вечера было шумно и весело. Мужчины усаживались играть в преферанс, а подвы­ пив, пели и, надо сказать, хорошо, особен­ но народные песни и романсы. У отца был неплохой бас. Нас укладывали спать часам к десяти, но Павлу, как старшему и как са­ мому . неугомонному, удавалось иногда остаться до поздней ночи. Я помню хорошо известного художника Батурина, грузного, полного старика с седеющей окладистой бо­ родой и белым холеным лицом. Он знал Ре­ пина и даже был с ним в хороших отноше­ ниях. Батурин увлеченно рассказывал о своей молодости, об искусстве художника и о замечательных людях, которых он знавал еще в конце девятнадцатого века. Частым гостем был у нас и учитель Дей- нека, знавший не менее шести языков. Не­ большого роста, черноволосый и аккуратный во всем, что касалось его внешности, он был веселым и остроумным собеседником. Особо примечательным человеком, посещавшим нашу семью, я бы назвал отца Геннадия — протодьякона местного собора. По-моему, именно его образ перенес позднее Павел на страницы своей поэмы «Соляной бунт». И з переулка, войску навстречу, Вынесла таратайка попа,— Саж ень росту, парчевые плечи, Бычий глаз, борода до пупа* Поп отличный, хороший поп. Нет второго такого в мире. Крестит на играх, смеючись, лоб Тяжелою , двухпудовой гирей... Приезд его обычно вызывал много шума: на дворе лаял наш пес Бобка, который ни­ как не мог привыкнуть к такому гостю, по­ том раздавалось топтанье в сснях, словно туда входил слон, и, наконец, появлялся собственной персоной отец Геннадий— са­ женного роста, в енотовой шубе, волосатый и громкогласый. Мать или бабушка суети­ лись около него, помогая ему снимать шу­ бу. Дьякон входил в комнату, размашисто крестился и рокотал: — Здравствуйте, р-рабы божьи! В ярких, подвешенных под потолком лампах колебалось пламя, а рюмки на сто­ ле начинали тихо позвякивать. Служил дьякон когда-то в Москве. Но за то, что был строптив и .непокладист, за прелюбодеяния, недостойные сана, святей­ ший синод, во искупление грехов, отправил его в наш степной городок. В Павлодаре и далеко за пределами пользовался он широ­ кой известностью благодаря своему несрав­ ненному басу, который не только заглушал хор певчих в церкви, но был явственно слышен и на церковном дворе. Поэтому по­ слушать дьякона приезжали жители окрест­ ных хуторов и станиц По своим привыч­ кам отец Геннадий мало чем походил на священнослужителя: взяток не брал, с при­ хожанами обращался запросто, пил в ог­ ромном количестве спиртное и пренебрежи­ тельно относился к своим коллегам — по­ пам. По силе дьякон был под стать нашему деду Корниле Ильичу. Иногда, изрядно подвыпив, они выходили на двор бороться в сопровождении всей компании. Забавное это было зрелище: дьякон — в черной рясе с большим серебряным крестом на груди, дед Корнила — в холстяной рубахе и высо­ ких начищенных сапогах; оба сильные, как. быки, схватившись, долго топтались на, месте. Находила, как говорится, коса на ка­ мень, сила ломала силу. Такие схватки оп­ ределенного результата не приносили. Дья­ кон, тряся черной, как смоль, бородой и ко­ ся лошадиными глазами, рычал: — Положу я тебя, Корнила... Вот, свят крест, положу. — Мотри, как бы ты к заутрене не явил­ ся,— язвил дед. Такое единоборство не мешало им по­ том, обнявшись, петь песни и пить водку! в этом-то они сходились вполне. По рассказам моей матери и бабушки Марии Федоровны, дед Корнила часто зи­ мой ходил на Усолку смотреть кулачные бои между кержаками и казахами, которые происходили на льду реки. Они стояли на снегу — маленький Павел и огромный дед — и смотрели, как две стенки разъяренных здоровых парней и мужиков сталкивались, как две тучи. Павел, стоя рядом с дедом, глазел вовсю: ему было интересно и страш­ но. Такие картины навсегда запечатлелись в его памяти. В поэме «Одна ночь» он пи­ сал: Снова я вижу за пеленой Памяти, в детстве, за годами Сходятся две слободы стеной. Сж ав кулаки, тряся бородами. Хари хрустят, бьют сатанея, И вдруг начинает орать народ: Вызвали Гладышева Евстигнея! Расступайся — сила идет! Несомненно, Павел рано понял дикость таких явлений в жизни. Он писал: Ты страшен проказой, мордою львиной. Вчерашнего дня дремучий быт. Н е раз я гобою был опрокинут И тяжкою лапой твоею бит. Несмотря на то, что наши родители ста­ рались нам дать приличное образование и воспитание, это плохо им удавалось. Этому мешала среда, этому мешал тот самый «дремучий быт», о котором писал Павел. Если мать и дед Матвей Васильевич при­ учали нас к книгам, к знаниям, внушали от­ вращение к злу и невежеству, то улица, уличные драки, бесшабашные праздничные гулянки, безграмотность и темнс та сказа­ лись отрицательно на формировании наших характеров. Может быть, все это и после­ дующая тяжелая жизнь сделали Павла