Сибирские огни, 1965, №10
Сестренка посасывала во сне верхнюю губку, постанывала. Крю чок, за который зацеплены веревки ее люльки, был вырезан из дере ва искусными руками какого-то мастера: рассвирепевший самец-вер блюд стремительно мчался, закинув голову, а шерсть волнами стекала назад. Я принялся ласково напевать: — Моя бедненькая сестричка спит и во сне сосет, думает, что ря- ром мама. Увидев, что девчонка спит крепко, я перестал укачивать ее и снова взялся за еду. Съел полчашки, когда услыхал за стенкой юрты разговор брата с соседским мальчиком: — Эй, Бадый! Веди-ка своего лысого черного бычка!.. Я знаю од ну поляну, там барсучья нора и черемухи много. — Ш-ш, не ори, глупая лягушка. Вот услышат все ребятишки и увяжутся за нами. — Ладно. Пошли-ка... Все стихло, а у меня в горле застряла еда. Я выглянул из юрты и увидел, как мальчишки спешат к лесу и о чем-то толкуют. — Давайте, давайте, шепчитесь! Вы думаете, я сплю еще и ничего не слышал! — и я погрозил им вслед кулаком. Надел старенькую рубашку, закатал болтающиеся рукава, натянул короткие штанишки из старой жеребячьей шкуры, разыскал стоптан ные броднишки, поставил их у порога, чтобы можно было на ходу сунуть ноги, и выскочил посмотреть, где мальчишки. Но их уже не было видно. От досады я завопил во все горло: — Бадый! Братик! Бадый-оол! И, конечно, разбудил сестренку, она запишала, захныкала, завози лась. Я ухватился за люльку обеими руками и принялся качать изо всех сил, баюкая: — Че-че, ну-ну... тьфу, тьфу... О-о-о!.. Опе-й! Баю-бай! Девочка начала постепенно успокаиваться, закрыла глазеньки, ап петитно зачмокала, посасывая верхнюю губу, головка ее моталась на подстилке в такт раскачиванию люльки. Я еще раз посильнее качнул люльку и побежал к выходу, позади меня что-то сильно стукнуло, а се стренка завопила что было мочи. Я в страхе кинулся назад, схватил люльку и начал трясти ее, а чтобы вопли сестры не перепугали мать, сам заорал изо всех сил. Однако обмануть мать не удалось, она бро силась к юрте. — Ротозей этакий, что сотворил с ребенком? Оказывается, когда я сильно дернул люльку, она ударилась о край кровати и сестренка ушиблась. Я качал, качал, а сестренка все кричала, захлебываясь, жалобно разевая рот, багровея от натуги: — Как у тебя рот не устал вопить, бессовестная! — в отчаянии вы палил я, но тут же получил хороший подзатыльник от матери. — Ах ты мешок для еды без дна! Вместо того, чтобы успокоить бедную сестренку, ты еще орешь на нее! — Мама звонко хлопнула меня по кожаным штанам и принялась кормить и убаюкивать девочку. Я выскочил из юрты, но мальчишек и след простыл. Я подбежал к соседке, доившей корову, и, стараясь говорить как можно равнодушнее, спросил: — Тетушка, а где наши мальчики, не за черемухой ли уехали? — За черемухой, сынок. Давненько уж... «Если просить у мамы разрешения — ни за что не отпустит»,— по думал я и бросился бежать к лесу, хотя вовсе не знал, куда, в каком направлении следует идти.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2