Сибирские огни, 1965, №10

приторочена добыча, а вокруг беснуются псы, изощренно натренирован­ ные. Ухо Дины ловило и песню, которую не смогли расстрелять: «Броня крепка, и танки наши быстры...» Нет, неспроста открылось ей начало и продолжение истории Федора. И не просто так, словно подбирая детские кубики, смогла сложить она образ. Отдельные детали еще не давались, и было неизвестно, какой сто­ роной пристроить ревир — лагерный лазарет (батрачил в нем, что ли?), профессора Збарского или детей-школьникоз? Она думала, и облик Фе- # дора наплывал все объемней — кружилась голова, бросало в жар, и сле­ зы утраты навертывались на глаза. В доме будто бы ничего не изменилось. Рудаков каждый час зво­ нил в госпиталь и спрашивал про Варежкика — того самого гепатитного солдата. Печень Варежкина катастрофически увеличивалась в размерах, желтуха подминала беднягу все крепче. Во второй половине дня Руда­ ков не выдержал, поехал туда. Ленуха и Мишка не поделили кошку, и Дина всыпала обоим, потом вытолкала на улицу, пристроив коньки к валенкам. Через час Рудаков на закорках притащил их домой прямо с конь­ ками и снова шелестел справочниками, а она готовилась к лекции. Но что бы ни делала, жила в ней некая совершенно отдельная от происходящего мысль. Мысль меняла форму, уплотнялась, редела, но не исчезала, насаженная на намагниченный стержень. Дети, муж, заботы дня. необходимые разговоры шли вторым планом. И была упрямой и не- доброй сосредоточенность, с какой Дина засела за лекцию будто это помогало еще больше обособиться в чем-то главном. Она кормила детей, а сама думала: «У него двое школьников. Как там сказано? — «...За окнами падает снег. Дверь в соседнюю комнату закрыта, там спят дети Мезенцева — школьники». Школьники. Кто они — мальчики, девочки? Войти бы в эту дверь, заглянуть!» Она проверяла эпюры студентов и ловила себя на мысли: «А его жена чем занимается?» На лекции неожиданно услыхала свой голос — глубокий, спокой­ ный, он плавно падал в емкую тишину. Она задрожала, радуясь внима­ нью аудитории. Был бы сейчас здесь Мезенцев! Пусть слышал бы, как она умеет! Впрочем, не он ли и подстрекал ее? Возвращаясь с работы, ведя за руку упиравшегося, глазевшего по сторонам Мишку, Дина уже знала, что напишет Федору Федоровичу. Она только спросит, он ли это (да конечно же, он!), не забыл ли ее (еще бы, у него оставался второй экземпляр контракта!) и..* и... совсем между прочим помянет, как бродила вдоль Рождественского бульвара, допра­ шивая судьбу,— даже жена уловит Динину иронию над собой. Жена. А вдруг она все понимает и чувствует, как хотелось тогда Федору?.. Но не все же, не все сбывается на свете! — И Дина с особой нежностью подумала о руках Рудака. И дольше обычного пытала вечером зеркало. Нет, она еще ловка, верно? И короткая, почти мальчишечья стрижка идет ей. Но где пра­ вильный, четкий овал лица? Вот если у висков чуть подтянуть кожу... И вовсе она не матово-смуглая. ...Даже не скажешь, какая. А в глазах усталое, противное понимание. Следят же за собой другие женщины, от­ чего ей недосуг? — Что, опять поправилась? — позевывая, улыбнулся Рудаков. — Ты хочешь сказать — постарела? — с неоправданной злость» бросила Дина. Он подошел, обнял сзади за плечи, сказал, глядя в зеркало, очень мягко и с ударением: