Сибирские огни, 1965, №10
штукой,— он подмигнул ему, призывая сдаться.— Несмотря ни на ка кую твою эквилибристику! — Оставь' — нахмурился тот, словно цыкнул на трепливого маль чишку, а Дина вдруг почувствовала неловкость за свой наскок. — Махнем на него? — уговаривал Соловьев.— Вас как зовут? Серые колкие глаза другого оказались настойчивы, Дина невольно поправила прическу. Его длинные сухие пальцы все подстукивали поезду. Очень крупные и в то же время узкие кисти рук несообразно далеко вылезали из об трепанных обшлагов гимнастерки. Почему-то Дина л.егче удерживала в памяти руки, чем лица. И в туманных девичьих представлениях о некоем спутнике, именуемом мужем, присутствовал непременно пункт о руках. Они рисовались ей примерно таких же вот строгих вытянутых линий и подчиняющей уверенности — держали ли нож, папиросу, рылись ли в рюкзаке, бросали ль на лавку книжку. Книжка распухла от вложенных между страницами исписанных ли стков. Такое же издание подарил Дине отец — на пустой обложке чер ной прописью: «А. Чехов». «А. Чехов» и потянул ниточку покрепче от того Тедди к Дине. Когда Тедди вышел из купе, она спросила Соловьева: — И что там за листочки? — Переводит на французский язык. — Чехова^ Он кто же?.. О, они вместе кончали школу в Риге, Соловьев и Тедди, потом Тед ди учился во Франции, работал хирургом. Однажды у него на столе умер мальчик, и он бросил хирургию. — В Союзе диплом его не признали. Снова сдавал государствен ные экзамены. А тут война, фронт и... всякое. И какое всякое! Да у Тедди, как он сам говорит, шкура дубленая. По-русски он — Федор.— Изящный ловкий Соловьев почти завистливо почмокал губами:— А те перь академик Збарский зовет — знаете, который бальзамировал тело Ленина? Взволнованный ветерок прошелся в Дине. Возможно, возник он из метнувшихся сочетаний: Чехов и Франция, война и Ленин. И все в Федоре, до той минуты раздражающе странное, зазвенело в ней робким и восхищенным уважением. Соловьев исчезал и вновь появлялся (он ехал в соседнем вагоне), смеялся, острил, насвистывая ходовые мотивчики. Его банальная ар тистичность стремительно потянула вниз, вывешивая значительность другого. Другой стоял, укрепившись ладонями между полками, покачивал ся и глядел на белую пелену, подточенную мартом у дорог. Лицо его находилось вровень с Дининым. Она могла следить только за этим лицом. Исступленно суровое, странно обтянутое кожей, с бе лым шрамиком на подбородке, оно вблизи выходило пронзительно нежным. ...Покореженные танки под откосами и прочее боевое, отработав шее железо сменяли разбитые вокзалы; надкушенным пирогом царев ны-лягушки проплыла отороченная снегом, с отсеченной луковкой цер ковь. Ее обкорнал какой-нибудь бризантный снаряд. А в том лесочке на болоте, что подставил солнцу заснеженные -плечи, еще в сорок втором заперли весенние талые воды одну нашу -воинскую часть: впереди подковой враг, сзади разлив. Снабжали с са молетов. Они долго держались — храбрые и честные ребята, но война ^сть война, а воды в тот год оказались слишком упорны...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2