Сибирские огни, 1965, №9

ну»). Ж аль, что философ не уяснил себе: понятие «единство народа» всегда историче­ ски конкретно, и единство, скаж ем, русских в 1812 году и в 1941-м — явления все ж е не равнозначные, не говорю уж е о «квасном» единстве 1914 года. Настойчиво повторяемое уподобление фашистского нашествия нашествию татар призвано подтвердить ведущий для Таболы принцип «как и тогда», с которым солида­ ризуется автор: «Табола не преувеличивал, сравнивая фашистов с дикими татарскими племенами». П равда, после войны, после Нюрнбергского процесса выясняется недо­ статочность подобного сравнения. Но и это предопределено неизменно вечными катего­ риями: «Садизм Зап ада оказался куда изощреннее садизма Востока». Пленившие автора истины, увы, не при­ надлеж ат к числу философских открытий Таболы или Пашенцева. Они имеют солид­ ную давность и до некоторых пор пользо­ вались широким распространением. Мысль о том, будто гитлеровцы — те ж е печенеги, но посаженные на танки, или псы-рыцари, но воспользовавшиеся пикирующими бом­ бардировщиками (надлежит, мол, лишь вно­ сить поправку на скорость), не блещет но­ визной. Были причины — объективные и субъективные — для ее внедрения. Война всколыхнула национальную гор­ дость русских людей, народов нашей Отчиз­ ны, приблизила к ним все героическое в многовековой истории России, подвиги, со­ вершенные по славу ее. Однако, давая духовное подспорье, прошлое все ж е не могло ответить на вопросы, тревож ащ ие по­ томков. Обострившееся чувство исторической преемственности Сталин стремился исполь­ зовать и в целях оправдания собственных оплошностей. Упорно сравнивая Гитлера с Наполеоном и татарами, он проводил мысль о том, что иностранцам, дескать, испокон веку удавалось на первых порах поработить русские земли Д аж е выдвинул тезис, пре­ тендовавший на универсальность: миролю­ бивая сторона всегда, закономерно оказы ­ вается хуже подготовленной к войне, неже­ ли агрессор. Сталин сформулировал положение о постоянно действующих ф акторах войны, страдаюшее метафизичностью, отвлеченно­ стью и непоследовательностью. Сейчас со­ ветская военная наука критически его пере­ сматривает и решительно отвергает тезис, оправдывающий неподготовленность миро­ любивых стран к отпору агрессивному госу­ дарству1. Положение складывается донельзя до­ садное А. Ананьев написал широкое полот­ но. Потом взял в руки указку, принялся словоохотливо объяснять, что к чему. И кар­ тина поплыла пред глазами. Уже не знаешь, 1 Подробнее см. С. Н. Козлов. М. В. Смир­ нов, И. С. Базь. И. А. Сидоров. «О советской военной науке». М., 196-1. гл. VI «Условия и факторы, законы и принципы вооруженной борь­ бы» . стр. 290—330. верить ли рисункам или словам, была ли то воина с немецким фашизмом или — аб­ страктное столкновение «вечных татар» и «вечных россиян». Однако берешь в руки новую книгу и, читая ее, чувствуешь, как все возвращ ается «на круги своя», с облегчением убеждаеш ь­ ся, ччо от собственной памяти и собствен­ ных представлений отказы ваться нет при­ чин. Эта книга берег специфический, обыч­ но мало известный фронтовикам и совсем, видимо, неизвестный людям в тылу уголок войны. детективно-интригующее название офи­ церского дневника Д . Щеглова «1ри тире» расшифровывается просто. Это — условный знак с ю н стороны фронта, подтверждаю ­ щий, что призыв, посланный с нашей, при­ нят и понят немецкой радиостанцией. Д . Щеглов рассказывает о том, как Совет- ск,.л прм ия, воюя с фашизмом, одновре­ менно вела разговор с немецким солдатом. Он сам участвовал в этом диалоге, который обрывали то орудийные раскаты и пулемет­ ные очереди, то непредвиденно затянувш ие­ ся паузы Про дневник не принято говорить «на­ писан» в том смысле, в каком говорят о по­ вести или романе. На то он и дневник, чтоб на его страницы заносить происходящее по мере того, как оно происходит, ничего не опереж ая, не забегая вперед. П равда, толь­ ко правда, и никаких фантазий. Книга Д . Щ еглова документальна в сво­ ей основе и художественно непритязатель­ на. Но несомненно и другое — опытный ли­ тератор, известный драм атург по-писатель­ ски вел свои фронтовые заметки и, готовя их к печати, чувствовал власть сюжетных законов, испытывал воздействие нынешнего времени. Однако и при этом сумел удер­ ж ать себя в рамках документальной под­ линности. По случайному совпадению дневник Д . Щ еглова начинается теми ж е примерно днями, что и роман А. Ананьева, место его первоначального действия тоже дуга с Кур­ ском в центре. Эти временные и террито­ риальные совпадения еще более оттеняют несходство авторских воззрений. Дело, р а­ зумеется, не только в индивидуальных и возрастных различиях. Рассуждения, ска­ жем, окопного политработника Л евашова как-то перекликаются с рассуждениями ге­ роев «Дневника», зато и Д. Щеглову при­ ходится услышать от заместителя началь­ ника политотдела армии полковника При- сажнюка: «Такая нация, никому из них не верю, все фашисты!» Д. Щеглов понимает печальную неиз­ бежность подобных выводов: «После пепе­ лищ, которые нам, отступая, оставляет враг, труп но найти какие-нибудь аргументы, которые воздействовали бы сильнее руин и выжженной дотла земли». Но сам он не мо­ ж ет принять такой вывод, не может по сво­ им убеждениям, по роду своей работы, на­ конец, по сведениям, стекающимся в его руки.