Сибирские огни, 1965, №9

ни с тем, ни с другим. Ругательства Л ев а ­ шова отскакиваю т от него, как горох от стенки, нисколько не поколебав его, но вы­ звав приступ мстительной ненависти. Грубая стычка Л еваш ова и Бастрюко- ва — столкновение двух несхожих подходов к войне. Происхождение их писатель указы ­ вает недвусмысленно. Л еваш ов — воплоще­ ние ленинских традиций, ленинских принци­ пов воспитания; Бастрюков — порождение культа личности, прямо-таки культовый монстр. И тот, и другой являю т собой про­ д у к т в чистом виде, без малейших при­ месей. Написанный с нескрываемым отвращ е­ нием Бастрюков — результат стремительно­ го перерождения, зашедш его так далеко, что полковой комиссар стал вечерами в оди­ ночестве глушить водку — чайный стакан на сон грядущий. Все это в общем верно и вероятно. О д­ нако настолько «в общем», настолько декла­ ративно, что применимо к любому ответ­ ственному шкурнику, к любому опустивше­ муся деятелю Опять-таки не знаешь, почему ж е именно Бастрюков так быстро выро­ дился и разлож ился по всем статьям. Возникает еще одна неясность: если уж Бастрю ков настолько созрел как трус, пья­ ница, тупица и шовинист, если за ним не числится ни однс.го достоинства, кроме уме­ ния подшивать бумаги, если его единствен­ ная добродетель — гладкий послужной спи­ сок да искусство зубами держ аться за свой пост,— не слишком ли это доступный, обна­ женный объект для писательского изобли­ чения? Тем более, что опасность Бастрюкова сведена к минимуму. Он обложен со всех сторон. Н ад ним — мудрый и справедливый генерал Ефимов, назначенный командующим Приморской группой; под ним — «хорошие комиссары» стрелковых полков и артилле­ рийского, не говоря уж е о благородном смельчаке Л еваш ове, режущем правду-м ат­ ку; с него не спускает насторож енно-напря­ женного взора корреспондент «Красной Звезды » умудренный Лопатин. Все они д о­ статочно зрелы, чтобы, подобно Ефимову, раскусить Бастрюкова, разглядеть его «ту­ манную и. вдобавок, трусливую душу». Эта характеристика настолько полна, что писа­ тель почти ничего к ней не прибавил, а по­ пытавшись углубить ее, ушел недалеко. В последних своих повестях и романах К. Симонов стремится выстоять перед со­ блазнами модернизации, не дать волю тому сам ом у крепкому уму, который на Руси исстари называют «задним». В «Южных по­ вестях» писа!ель демонстрирует наиболее прямые и очевидные проявления культа личности: полковник Бабуров — следствие культа, полковой комиссар Бастрюков — его порождение Н о самое явное не всегда равнозначно сам ом у опасному. Люди военного времени, д аж е наиболее осведомленные из них — Серпилин и особенно Иван Алексеевич (ро­ маны «Ж ивы е и мертвые», «Солдатами не рож даю тся»), редактор М атвей (рассказ «Ж ена приехала...») тогда не могли объять и понять всю сложность явления, многооб­ разие его ипостасей и последствий. Они зн а­ ли то, что видели: Серпилин — предвоенные лагеря и тюрьмы, Иван А лексеевич— С та­ лина в роли Верховного Главнокоманду­ ющего (Романы «Живые и мертвые», «Солда­ тами не рож даю тся» слишком значительны, чтобы их можно было всесторонне разо­ брать в обзорных зам етках, они требуют самостоятельного исследования. Кроме того, эпопея, начатая «Товарищами по оружию», еще не кончена, каж дый новый ее том, со­ храняя частично прежних героев, развивая прежние сюжетные линии, немало отличает­ ся авторскими воззрениями от предш еству­ ющего И было бы поспешным окончатель­ ное суждение о незавершенной работе. Речь пойдет об одном лишь проходном эпизоде из второй книги «Солдатами не рож даю т­ ся», представляющем интерес по ходу н а­ шего разговора) . Вернувшись после беседы со Сталиным (трудная сцена в кремлевском кабинете на­ писана К- Симоновым спокойно и вы рази­ тельно, с ценнейшей в таких случаях так ­ тичной осторожностью к ф актам и восприя­ тиями тех дней), Серпилин удивпенно рас­ сказы вает своему давнему, надежнейшему другу И вану Алексеевичу о вопросе, за д а н ­ ном ему Верховным. Он-то дум ал, В ерхов­ ный будет спраш ивать о завершившейся С талинградской битве, ее уроках, а Сталин поинтересовался, почему Серпилин явился к нему в старой форме. Однако Ивану Алек­ сеевичу, который нередко видит С талина, известны случаи похлеще: «.. Еще осенью, в самый накал событий (сталинградских — В. К .), ночью, вбеж ал, высунув язык, со сводкой, а у него в прием­ н о й— д аж е глаза протер — трое в эполетах сидят и один — с аксельбантами — из воен­ ного ателье на пробу! Потом оказалось, что на эполеты чересчур много серебра надо и еще какой-то там канители, а то висела над нами такая угроза!» Подобные курьезы и несуразности не могли не задевать людей, их наблюдавших, но не обязательно помогали им отличить висевшую угрозу от уж е осуществившейся. И писатель касаясь, казалось бы, чего-то второстепенного или забавно нелепого, не всегда выходит за пределы доступного сво­ им героям. Так получилось и с историей, бегло рассказанной Иваном Алексеевичем. Бросив походя об эполетах и аксельбантах, ни Иван Алексеевич, ни автор больше к ним не возвращ ались, причислив эпизод к р аз­ ряду более или менее безобидных чудачеств великого человека. Л иш ь когда вступает в действие собст­ венная память, осознаешь: за курьезом вы ­ рисовывалось нечто донельзя серьезное. С ущ ествовала реальная возможность вве­ дения эполет и аксельбантов. И, окаж ись в избытке серебро, канитель, их бы ввели. Пошли бы статьи, и зазвучали речи, доказы ­ вающие, что аксельбанты и эполеты укрепят