Сибирские огни, 1965, №9

дивизии и полка знать обстановку, нахо­ диться, где им полож ено), он сам пошел в атаку. И то, и другое, помимо всего проче­ го, величайшая нелепость с точки зрения военной целесообразности. Но в поступке Рюмина преобладает отчаяние человека, бессильного перед непредвиденной бедой. В поведении П ангелева верх берет честное муж ество человека, не способного пассивно принимать беду, пусть самую горькую, са­ мую непредвиденную Пантелеев — смелый по природе и своим убеждениям человек. Но вовсе не смелость ведет его в атаку. Он достаточно умен и трезв, чтобы понимать: его место никак не в цепи Незадолго до атаки дивизионный комис­ сар Пантелеев, как и капитан Рюмин, раз­ мышлял, почему так скверно складывается обстановка. Но, в отличие от Рюмина, он, командир, начазший еще в гражданскую войну, уж е немало повидавший на Отечест­ венной, не ограничивался констатацией, при­ знанием того, что все идет из рук вон плохо. Он старался нащупать причины, прибли­ ж ался к кое-каким из них, но в недоумении останавливался перед новыми вопросами. Вот каков был небезынтересный ход мыс­ лей дивизионного комиссара Пантелеева в сентябре 1941 года, незадолго до его гибели от бомбового осколка на восемьдесят вто­ ром километре Симферопольского шоссе: «Нет! Все происходившее здесь на его глазах было не только следствием неопыт­ ности. С ней придется прощаться в боях, платя за нее кровью, но на первых порах ее можно объяснить, особенно в этой по­ спешности, всего месяц назад, сформирован­ ной дивизии. И не только близорукость Ку­ динова всему виной — командира дивизии в конце концов можно сменить, найдутся другие — и похрабрей и порукастей, чем он. Если б дело было только в этом — полбеды. А беда в том, что ни Кудинову, ни этому мордатому растерянному Бабурову, ни стар­ шему лейтенанту — начальнику штаба ба­ тальона, который, кто знает, быть может, еще покажет на этой же самой войне чуде­ са храбрости,— всем троим не хватало се­ годня самого обыкновенного гражданского мужества, — а этого Пантелеев не прощал ни себе, ни другим». В недостатке гражданского мужества видел Пантелеев причину одной из самых опасных язв на теле армии — лжи. Когда Пантелеев доходил до этого ме­ ста, его охваты вало тревожное недоумение. «Откуда, черт возьми, взялось это поветрие, которое он заметит еще на финской войне? О ткуда в Красной Армии, в Красной, в Р а ­ боче-Крестьянской, в той, которой он отдал всю свою жизнь и которую любит больше жизни, откуда в ней взялись эти чуждые ее гордому имени люди? Люди, которые боят­ ся донести о неудаче больше, чем самой неудачи, боятся ответственности за потери больше самих потерь!» О ткуда и почему взялись такие люди,— дивизионный комиссар не зн ал .' Он только надеялся, что война или их до конца выле­ чит или до конца разоблачит. Но, чтобы вылечить, надо поставить диагноз, чтобы разоблачить зло, надо знать, откуда оно взялось. Диагноз и причины Пантелееву были неведомы. И он, всей ду­ шой ж елая исправить зло, в истории с Ба- буровым сам невольно продолж ал его. У командира полка полковника Бабурова начисто отсутствует и граж данское муж е­ ство, и чувство человеческого достоинства, и малейшее самообладание. Скованный стра­ хом, он совершает прямо-таки из ряда воя выходящий — в армейских условиях — по­ ступок: вопреки приказанию члена Военно­ го Совета, в последнюю минуту выскакивает из машины, едущей на передовую. Прибыв на место, Пантелеев обнаруживает, что Б а ­ буров сбеж ал, и его праведному гневу нет предела. Писатель ие поскупился на краски, что­ бы расписать ж алкую трусость Бабурова, внушить к нему отвращение, презрение. И когда при новой встрече Пантелеев отстра­ няет Бабурова от командования и отдает под суд, это воспринимается как мера р а­ зумная, справедливая. Отныне для Пантелеева Бабуров уж е не существует, он не замечает его. Как и дру­ гие, он не слышит сухого пистолетного вы ­ стрела, донесшегося из-за бугра. Трус Б а ­ буров сам рассчитался с собой. Трус? Не так-то все просто. После того, как были наотмашь броше­ ны Пантелеевым жестокие слова о потерян­ ной чести и совести, К. Симонов, до сей по­ ры безоговорочно доверявший пантелеевским оценкам, смотревший на все глазами П ан­ т е л е е в а , попытался сам заглянуть в душу Б абурова, воспользовавшись своим нынеш­ ним знанием обстоятельств военного и предт военного времени. И тут выясняются нема­ ловаж ны е подробности, обнаруж иваю тся скрытые пружины гражданской трусости, не известные Пантелееву. На первых порах писательская мысль идет как будто вслед за мыслью П антеле­ ева. Д а, виной всему боязнь правды, кото­ рая гораздо сильнее страха перед врагом. Но Пантелеев заблуж дался, объясняя не­ достойное поведение Бабурова испугом пе­ ред немцами, боязнью лишиться жизни от немецкого осколка. «Все творившееся в его (Бабурова -— В К.) душе было совсем дру­ гим и непохожим на то, что думал о нем Пантелеев. Он не сел в машину с П антеле­ евым и не догнал его потом на другой ма­ шине не потому, иго, как о нем думал П ан­ телеев, он трусил обстрела или боялся идти в атаку,— он не боялся этого, а вернее, д а ­ ж е не думал об этом. Но с самого утра, когда он сначала почувствовал из отрывоч­ ных донесений, что за ночь на Арбатской Стрелке у него в полку произошла к ата­ строфа, когда потом Кудинов сразу ж е в ответ на доклад стал кричать по телефону, что если выяснится, что у него погибла ро­ та, то он пойдет под суд, и когда, наконец,