Сибирские огни, 1965, №9

гда описывается война, люди, гибнущие от враж еского огня • В том, что повесть передает горестно ко­ роткий фронтовой путь не запасной или ополченческой роты, а специально подго­ товленной и тщательно отобранной по всем статьям (даж е рост у курсантов одинако­ в ы й— сто восемьдесят три сантим етра),— есть примечательная, хоть и не педалируе­ мая автором, особенность. Бойцам такой ро­ ты присуще сознание своей избранности, своего преимущества перед теми, кто устало плетется в нескладных кургузых шинелиш- ках, кое-как затянутых брезентовым ремеш­ ком. Они-то умеют «дать ножку», их креп­ кие тела облегают ладно пригнанные шине­ ли, у каж дого из них не какая-нибудь трехлинейка, а сам озарядная винтовка, их бравый комаьдир капитан Рюмин не рас­ стается со стеком. Они — без пяти минут офицеры, и не просто офицеры, а кремлев- цы. Наверно, в их карманах уже леж ат ак­ куратно завернутые лейтенантские «кубари», которые только и ждут приказа о производ­ стве, чтобы перебраться на петлицы. Но не будет ни приказа, ни ласкающих слух лейтенантских званий, ни сладостно поскрипывающих офицерских портупей, а капитан Рюмин выпустит из рук стек и пу­ стит в себя пулю из собственного ТТ... К. Воробьев рассказывает о прекрасных ребятах, казалось бы, отлично подготовлен­ ных к бою, но погибших ошеломляюще бы­ стро и чуть ли не бессмысленно. Из-за чего? Почему? Писатель не довольствуется наиболее очевидными ответами. Хотя и не отвергает их. Беда не только в учебных шаблонах, элементарности воспитания, не только в са­ мозарядных винтовках, красиво поблески­ вавших кинжальным штыком на парадах и не оправдавших себя на фронте (каждый старался побыстрее заменить свою СВТ на­ дежной трехлинейкой). Беда глубже. Кур­ санты психологически не подготовлены к войне. Все, что с ними происходит сейчас на фронте, они о а р аю т с я уподобить полевым занятиям в училище. Там тоже были утоми­ тельные переходы, самоокапывание, «воз­ душные тревоги». Проходило несколько дней, и «курсанты возвращ ались в казармы и учебные классы, где опять начиналась размеренно скучная жизнь с четкой выправ­ кой тела и слова, с тревожно-радостной, ни­ когда не потухающей мечтой об аттестации». У Алексея, главного героя повести, меч­ та об аттестации осуществилась. Он стал лейтенантом командиром курсантского взвода. Но это было всего лишь «продвиже­ ние по службе», а не приобщение к дейст­ вительной зрелости, к умственной самостоя­ тельности Выясняется нечто удивительное и досад­ ное. Сознание юноши, всей системой кур­ сантскою воспитания, казалось бы, подго­ товленного к бою, фактически не восприни­ мает войну «Тут он оказывался совершенно беспомощным. Все его существо противи­ лось тому реальному, что происходило,— он не то что не хотел, а просто не знал, куда, в какой уголок души поместить хотя бы временно и хотя бы тысячную долю того. Что совершалось — пятый месяц немцы без­ удержно продвигались вперед, к Москве... Это было, конечно, правдой, потому что... потому что об этом говорил сам Сталин. Именно об этом, но только один раз, про­ шедшим летом. А о том, что мы будем бить врага только на его территории, и что огневой залп нашего лю бою соединения в несколько раз превосходит чужой,— об этом и еще о многом, многом другом, непоколебимом и неприступном, А лексей— воспитанник К рас­ ной Армии — знал с десяти лет. И в его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны». Все это, слов нет, так. Только вряд ли полностью проясняет причины внутренней растерянности Алексея при виде войны, столь непохожей на полевые занятия по о б ­ щей тактике. Значит, растерянность такая вызвана несовпадением довоенных предска­ заний Сталина с плачевным ходом боевых действий 1941 года? Никто не станет возраж ать, подобное несовпадение сказалось на душевном со­ стоянии Алексея, всех нас, его сверстников, да и людей более взрослых. Но допустим на минуту: Сталин был бы скромнее и трезвее в своих предначерта­ ниях, чаще и откровеннее общ ался с наро­ дом во время войны. Тогда бы Алексей ока­ зался внутренне более подготовленным к фронтовым испытаниям? Вероятно, да. И все ж е недостаточно. Суть-то ведь, в конце концов, не только в правильности или неправильности механи­ чески усвояемых прогнозов, а в умственной и духовной самостоятельности, в способно­ сти самому справляться с нежданными-не- гаданными невзгодами, самому думать, без шпаргалки отвечать на вопросы, продикто­ ванные жизнью. Вот это-то не предусматри­ вала, более того — зачастую отвергала практика культа личности. Когда наступает тяжкий час и торж ест­ вует непредвиденное, человек, приученный получать ответы не только в готовом виде, но и сам участвовать в их добывании и поисках, думается, поведет себя иначе, не­ жели тс,т. кто, растерянно озираясь по сто­ ронам, станет ж дать подсказки. К. Воробьев предлагает верное, но, к сожалению, недостаточное объяснение, ко­ торое чрезмерно обобщает, иными словами, нивелирует духовную трагедию Алексея (не здесь ли причина расплывчатости образа?) и его друзей. В последние годы оно, это объяснение, широко распространилось в кни­ гах о войне и грозит превратиться в пси­ хологическую отмычку, якобы пригодную для любого зам ка. А пора, как видно, идти дальше, искать глубже... Не будем, конечно, физическую смелость ставить в прямую зависимость от смелости умственной, не будем утверж дать, что вну­ тренне самостоятельный человек неизбежно