Сибирские огни, 1965, №9

— Счастливо оставаться! — Будь здоров! Дорогу Малышев давеча утром объяснил. И сказал, что тут можно и днем ехать. Но не радовало это Егора. Ничто не радовало. Тоска не унималась. А день, как нарочно, разгулялся вовсю. Зеленая долина, горы в бе­ лых шапках — все было залито солнцем. В ясном небе ни облачка. «А может, вернуться?» — мелькнуло в голове. Егор даже приостано­ вил коня. И сразу встали в глазах: Федя, Кузьма, Яша Горячий, Пронь­ ка, Сергей Федорыч, Марья, сын Ванька... Он почти физически, кожей ощутил на себе их проклятие. Тронул коня. Гнали они его от себя — все дальше и дальше... 22 ...Федя подбирал с земли камешки, клал на ладонь и указательным пальцем другой руки сшибал их в воду. Кузьма задумчиво следил за полетом каждого камешка — от начала, когда Федя прицеливался к не­ му пальцем, до конца, когда камешек беззвучно исчезал в кипящей воде. Из-за гор вставало огромное солнце. Тайга за рекой дымилась ту* манами — новый день начинал свой извечный путь по земле. — Да, Федор...— заговорил Кузьма.— Вот как все вышло. В голове прямо мешанина какая-то... — Душу счас надрывать тоже бестолку.— Федя вытер ладонь о штанину.— Вот Егорка ушел — это да. Это шибко обидно. — Егор, может, найдется, а они-то... никогда уж! — Знамо дело,— согласился Федя. — Понимаешь, не могу поверить, что их нету... Марьи... дяди Васи... Забыться бы как-нибудь...— Кузьма лег на спину, закинул руки за го­ лову. — Как забудешься?.. — И школа...— строили, строили... Теперь все сначала. Федя ничего не сказал на это. Ревет беспокойная Баклань, прыгает в камнях, торопится куда-то — чтобы умереть, породив новую большую реку. Кузьма закрыл глаза. — Слыхал, старик-то давеча: «Не долго, говорит, по земле походи* те». Может, так и будет? — Кто ее знает? — помолчав, Федя положил руку Кузьме на пле­ чо.— Не горюй, брат... Я так считаю — поторопился он. Ишо походим. Делов поделаем... — Ну и рука у тебя, Федор! — железная какая-то. До сих пор не пойму, как они тогда побили тебя. Как сумели?.. Макар-то с теми... Федор смущенно кашлянул. — Что меня побили — это полбеды. Хуже будет, когда я побью. И рука его, могучая рука кузнеца, еще раз бережно притронулась к худому плечу городского парня. Свело же что-то этих непохожих людей! Жизнь... Большая она, черт возьми!..