Сибирские огни, 1965, №9

— Никто не был. Михеюшка хворый лежит. — Что с ним? — Говорит— грудь. — Подождем здесь,— решил Кузьма. Выбрали место в кустарьике так, чтобы избушка была на виду, за­ легли. Коней спутали и отогнали в тайгу кормиться. Прошел остаток дня, прошла ночь — никто к избушке не подъезжал. Спали по очереди. На рассвете бодрствовали оба — было холодно. Курили, чтобы со­ греться, вполголоса говорили. Пронька, стараясь хоть немного отвлечь Кузьму от горьких дум, рассказал историю своей любви к одной город­ ской женщине. История была странная и смешная. Зимой Пронька с отцом продавали в городе мясо. Подошла моло­ денькая бойкая бабенка и стала выбирать кусок. Уж она выбирала, вы­ бирала — кое-как выбрала. Потом начала торговаться. Отец Пронькн разозлился и отдал кусок почти в два раза дешевле. А Пронька, пока отец ругался, разглядывал покупательницу. Бабенка была ладная, бело­ зубая, острая на язык. Когда она, расплатившись, пошла, Пронька был готов. Незаметно отошел от отца, догнал бабенку и сказал, чтобы она еще приходила, попозже, когда отец пойдет в лавочку греться. Он ей даст мяса за так, без червонцев — за красивые глаза. Она охотно приняла такое предложение. Одним словом, Пронька отвалил ей чуть не полови­ ну свиньи и договорился прийти к ней вечерком с бутылкой. Закуска бу­ дет — жареное мясо. ...— И понимаешь,— рассказывал Пронька,— не знаю, как думать, специально она так подстроила или это правда было. Сидим, значит с ней, толкуем. А живет она аж на краю города, под горой... — Где кладбище? — Ага, около кладбища. Ночь на дворе. А у ней тепло, хорошо так. У меня уж душа радуется— думаю: заночую тут. Ну, захмелели. Она, значит, целоваться лезет. Я — ничего, мне это на руку. Ну, значит, целу­ емся пока с ней. И тут, значит, стук в дверь. Она соскочила, забегала по избе — я все-таки думаю, притворялась, зараза: ой, говорит, муж! А до этого — ни слова про мужа. Да. Он, говорит, у меня бешеный. Куда? Давай под кровать. Я — под кровать. Она, значит, открыла. Слышу — вошли. Этот -мужик, значит, разделся... И спрашивает: «Кто у тебя был?» - - «Никого не было». Ну, в общем, выволок он меня из-под крова­ ти и начал причесывать. Здоровый попался. Да я еще выпил... Значит, уделал он меня, отобрал деньжонки, какие были, и выставил. — А ома что? — Она? А ничего. Стоит у печки, посматривает, как он меня ме­ телит.... Кузьма закурил и стал смотреть, как над тайгой, с восточной сторо­ ны, все шире и шире, просторно — разливается свет. В тишине в насторо­ женной шел по земле новый молодой день. Птицы еще молчали. Туман поднимался от земли; на той стороне полянки кряжистые сосначи стояли по колена в белом молоке. И сделалось Кузьме до того горько вдруг, до того одиноко, что не стало больше сил сдерживаться. Он уткнулся в ру­ кав, выдохнул со стоном. Пронька молчал. — Ммх, найти бы...— сказал Кузьма. — Он теперь один шатается. Банды той что-то не слышно. Еще ждали до полдня. — Ладно,— сказал Кузьма.— Поехали. Не придет он сюда. Он те­ перь далеко залился. Зайдем посмотрим старика.