Сибирские огни, 1965, №8

— У нас осталось чего-нибудь со вчерашнего? — спросил он. — Все выпили,— ответил Кондрат. — Сейчас сбегаю к За вь ялих е ,— ск а з а л а Фекла. Емельян Спиридоныч сел к столу, подпер кулаком голову: — М ак арку во сне видал... Кондрат промолчал. — Пришел откуда-то: прости, говорит, меня, тятя, шибко я винова­ тый перед тобой.— Емельян Спиридоныч замор гал , отвернулся. Что-то непонятное творилось с ним. Ему до боли стало вдруг ж а лк о Мак ара , ж а лк о стало свою прожитую жизнь. И обидно, что Кондрат в чужой и з­ бе чувствует себя как д ом а .— Убили. А за что? Эхх... ...Опохмелились. Емельяну Спиридонычу стало вроде полегче, з а х о ­ телось с кем-нибудь поговорить о жизни. Но здесь он говорить не мог — Фекла злила его. — Пойду к Егорке. Коня сам отведешь. За гуляю , наверно,— с к а з а л он. * * * Егор стоял над зыбкой — всматривался в лицо ребенка. Он часто т ак делал : Марья — из избы, он подходит к сыну и подолгу изучает его красную сморщенную рожицу. Непонятно было, о чем он думал в такие минуты. Когда в сенях заскрипели шаги отца, Егор поспешно отошел от зыб ­ ки и сел к столу. — Здорово.— Емельян Спиридоныч огляделся.— Маньки нету? — К своим пошла. Ребятню обихаживать. Емельян разделся, прошел мимо зыбки, мельком заглянул в нее: — Не хворает? — Ничего пока. — За тосков ал я, Егорка.— Емельян Спиридоныч тяж ело опустился на лавку , навалилс я на стол.— Крепко затосковал. — Чего? — Хрен его знает — чего. От Кондрата сейчас иду. Ж енился Кон­ драт. БаОа у него — дура набитая. — Чем так не поглянулась? — Егор притаил в гл а з ах усмешку — не везло отцу с невестками. — Кобыла она. На ней пахать надо, а Кондрат угождае т ей. — Кондрат угодит... Жди . — М ак ар ку во сне видал. Ж а л к о мне его. Убили, гады. Какого парня!.. Егор отвернулся. Промолчал . — У тебя выпить есть чего-нибудь? З а помин души... — Не знаю. Посмотрю.— Голос Егора осел до хрипотцы. Он спу­ стился в подполье, достал большую зеленую бутыль с самогоном. Н а ­ резал ветчины, хлеба. Выпили по стакану. Сидели, склонившись локтями на стол,— лоб против лба, угрюмые, похожие друг на друга и не похожие. У старшего Люба вин а черты лица навсегда затвердели в неизменную суровую м а ­ ску. Лишь глубоко в гл а з ах можно еле заметить слабый отсвет тех чувств, какие терзали этого большого лохматого человека. У молодого — всё на лице: и горе, и радость, и злость. А лицо до боли красивое — нежное и зверское. Однако при всей своей страшной матерости отец уступал сыну — сын был сильнее. Одно их объединяло бесспорно: люди