Сибирские огни, 1965, №8

сыну жилистый кулак. Д л я первого раза обязательно выпори Вожжами . ^ Вошла Фекла с капустой и с огурцами. Сели за стол. Во так, значит, сговоримся...— Емельян Спиридоныч положил темные руки на свежестираную камчатую скатерть,— Ты перед нами не выгинаися, как вша на гребешке. Мы тебя не первый год знаем. Кон­ драт хочет взять тебя... подобрать, можно сказать. Жить будет у тебя, осе. Наливай , Кондрат. Я тебе, девка, советую: с нами поласковей. Мы не любим, когда хорохорются. Один у вас уж дохорохорился,— заметила Фекла. Цыть! Кондрат так треснул ладонью об стол, что бутылки под­ прыгнули.— Ни разу не заикайся про это, Фекла! А чего он!.. Изголяется сидит, как хочет. Как будто я ему пота­ скушка какая-нибудь,— Фекла отвернулась и з апл ак ал а молча. Ну, ладно, Кондрат налил ей полный стакан водки, повернул за плечо к столу.— Пей. Фекла вытерла слезы, взяла стакан. —■ А сами-то чего же? Емельян Спиридоныч взял стакан, потянулся к Фекле чокнуться. — Не сердись. Д авай выпьем. Мы ж родня теперь. Выпили. Стали закусывать. Капусту солить не умеешь. Вялая ,— заметил Емельян Спири­ доныч. — Поздно срубила, заморозком хватило. — У тебя сколь скотины-то? — Д ве коровы, конь, овечек держу, курей... Хватает. — Теперь больше будет. Пару коней я вам даю, две бороны, плуг... новенький плуг. Из лопотины — само-собой: тулупишко, пимы, шаровары. В обчем, не обижу.— Емельян Спиридоныч задумался, долго молчал.— Один теперь остаюсь. А ить мне уж семисит. Турнет скоро курносая со двора... Налей-ка, Кондрат... Еще выпили. Потом еще. И еще. Отяжелели. Ночевать остались у Феклы. * * * Проснулся Емельян Спиридоныч рано. Долго ходил по избе, крях­ тел... З аж е г лампу. На широкой кровати спали Кондрат с Феклой. Емельян Спиридоныч остановился над ними, долго смотрел на сы­ на... Тихонько позвал: — Кондрат. А Кондрат! Поднимись, ну тя к дьяволу, развалилс тут.— Ему стало почему-то очень грустно, и обида в зяла на сына. Хондрат поднял голову, посмотрел в окно. — Рано еще, чего ты? — Встань, не могу тебя видеть с этой дурой. Уйду — тогда уж спи­ те. Д а в ай похмелимся. Проснулась Фекла. Потянулась, так что хрустнули кости. — Чего ты, тятенька? — Здорова спать! — с сердцем сказал Емельян.— Др у г а я давно бы уж соскочила, блинов напекла. Фекла сыто улыбнулась. — Всё ворчишь? Емельян Спиридоныч прищурился на нее, хотел, видно, что-то ск а ­ зать. Долго сворачивал «ножку», мрачно сопел. Грусть и злость не уни­ мались.