Сибирские огни, 1965, №8

печки недоструганное топорище, сел на лавку и принялся строгать. На тестя — ноль внимания, как будто его здесь нет. Сергей Федорыч опешил. Встал, начал торопливо одеваться. З а г о в о - ,. ркл, чтобы хоть что-нибудь сказать: — А я вот зашел... Дай , думаю, посмотрю: как они там? Егор ухом не повел. Продолжал строгать. Марья с изумлением и болью смотрела на мужа. — Д а ты сядь, тятя! Чего вскочил-то? Сядь,— сказ ала отцу. — Д а мне шибко-то рассиживать некогда... Я вот попроведал и пой­ ду. Там ребятишки заждались, наверно. Спасибо, что заходишь, помога­ ешь все же.... Уж они завсегда ждут тебя, радуются. Пойду... Бывайте здоровы. Егор д аж е головы не поднял, д аж е не кивнул. Сергей Федорыч вышел из избы, дождался в ограде дочь. — Ну, девка, попала ты к людям. Мать честная, какие они!.. Марья стала жаловаться: — Прямо не знаю, что делать. И вот всегда так. Сил моих больше нету. Он меня и по имени-то не зовет. «Эй!» — и все. Сергей Федорыч покряхтел, высморкался, р азд ел руками. — Что тут делать?.. Сам ума не приложу. Может, одумается еще, обживется. Ну, люди! Верно говорят: не из породы, а в породу. Я д у ­ маю: это от жадности у них. Ведь жадность-то несусветная! — Погоди, ребятишкам отнесешь чего-нибудь. Ма^рья сходила в сени, вынесла в платке большой узел муки и ку* сок сырого мяса. — Нате вот — пельмени сделаете. Сергей Федорыч взял узел. — Так что же мне делать-то, тять? Отец раздумчиво уставился себе под ноги. — Не знаю. — И я вот — не знаю. — Смотри уж сама как-нибудь... — Д а вот и думаю. А все — тяжело. Любил ведь он меня. Сердце-то не обманывало — любил! , — Может, одумается? Ведь оно всяко... I — И сам вроде хороший был, в парнях-то,— перебила отца Марья,—• Задумчивый какой-то. Вроде к доброму да к красивому душой тянулся... Я ведь... — Марья вздохнула, опустила глаза,— я ведь издаля-то пригля­ дывалась к нему. А теперь... Ума не приложу, что делать? Уходить? У с а ­ мой к нему сердце присохло. И жить тяжело. Что с ним стало-то? — Я пойду, Маня... — Сергей Федорыч виновато переступил с ноги на ногу, сказал негромко :— Любавины... — и пошел из ограды с , узелком. Марья долго смотрела ему вслед, потом вошла в избу. Егор сидел у стола, задумчиво смотрел в угол. — Ну, Егор, давай говорить прямо,— начала Марья с порога.— Ты все время моего родителя так принимать будешь? Молчание. — Егор! — Што? — Егор медленно повернул голову и не мог — не захотел — пригасить в глазах злые колючие огоньки. — Ты все время... Я их всех ненавижу, всю голытьбу вшивую. Дождались, змеи по­ ганые, своей власти... Радуются ходют. Нарадуются. — Марья сдержала волнение, негромко сказала: