Сибирские огни, 1965, №8
— Ну, значит... было это, дай бог памяти, годе во втором, не то в третьем — до Японской еще. Загулял я как-то — рождество было. День гуляю, два гуляю... На третий, однако, пришел домой. Стал разбола- каться-то, да подумай: — как подтолкнул кто — дай-ка, думаю, я еще к куму Варламу схожу. Кума Варлама вы не помните. Вон Махор помнит. Богатырь был. Как рявкнет, бывало, на одном конце деревни — на дру гом уши затыкай. Дэ-э... Вышел я. А уж под вечер. На дворе мороз с пылью. Только я из ворот — а по переулку летит пара с бубенцами. Снег вьется. Чуток с ног не сшибли: тррр! «Эй! — кричат,— кум! Мы за тобой. Падай в кошевку!» Гляжу: кум Макар Вдовин и кум Варлам этот. Мне того и надо — пал в кошеву. Подстегнули они коней и понесли. Дэ-э... Ну, сижу я в кошеве и света белого не вижу — до того ходко едем. А ку мовья, знай, понужают да посвистывают. «Куда, говорю, едем-то?» Кумовья только засмеялись. И тут. захотел я курить. Так захотел, серд це заходится. Ну, свернул папироску, стал прикуривать. Чиркаю спич- ками-то. Одну испортил, другую, третью — с десяток извел, ни одной не зажег. Ну и подумай про себя: «Господи, да что же я прикурить-ro ни как не могу». Только господи-то помянул, кумовьев моих как век не бы ло рядом. И сижу я не в кошеве, а на снегу. Вокруг — ни души. Темень — глаз выколи. Тут я струсил. Хмель из головы сразу вылетел. Сижу, как огурчик. Главно, не пойму: что со мной делается? А тут еще поземка на чинается — дергает низом: к бурану дело. Что делать? И слышу: дале ко-далеко звенят колокольчики: «Динь-динь, динь-динь...» Похоже, ям щики с грузом. Закричал я что было силы: «Не дайте душе сгинуть!» Кричу, а колокольчики все: «Динь-динь, динь-динь...» Я еще громче: «Карау-ул! Погибаю, люди добрые!» Слышу: смолкли колокольчики. Я — кричать. Через немного времени замаячили в темноте двое. На вершнах. Кричат: «Где ты там? Шуми — на голос едем».— «Здесь, гово рю, ребяты. Вот он я!» Остановились саженях в пяти. «Кто такой?» — спрашивают. «Христианин, говорю, вот — крещусь. Плотник из Бакла- ни — такой-то. Слыхали, может?» Один узнал — ямщик, ночевал у меня раза два. «Как попал сюда?» — «А сам, говорю, не знаю». Когда вышли на тракт, тут только узнал я, где нахожуся: верстах в семи от деревни. Ну, сел я на воз-то и все не верю, что домой еду — перепужался. Расска зал ямщикам, а те смеются. «Ты сам-то, говорят, понимаешь, какие это кумовья были?» Никон помолчал, погасил окурок, сплюнул в костер и закончил: — Такая была история. Все сразу заговорили. История понравилась. Кто-то вспомнил подобную же: — А я вот слыхал: так же увезли одного... но только того — на бо лото. Тоже, говорит, пир горой шел, а потом закричал петух и никого не стало. А он на кочке сидит... А оттого, что такие истории, оказывается, уже бывали и что много похожего в них, рассказ Никона казался убедитель ным. — Бывает, бывает... Чего только не бывает на белом свете. — Окаянные, чо им нужно? — Надо же: завезти человека вон куда и бросить! Еще рассказывали про перевертушек... Про какую-то знаменитую колдунью. Костер потрескивал, выхватывал из тьмы трепетный слабый круг света. А дальше, выше, кругом — огромная ночь. Теплая, мягкая, ги бельная. Беспокойно в такую ночь, без причины радостно. И совсем не страшно, что земля, эта маленькая крошечка, летит куда-то в баздон-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2