Сибирские огни, 1965, №8

Мы их разделим. Половину, не рассуждая, не скрипя, он взвалит, будто куль на спину, по долгу службы иа себя. Пойдет к столу, удобно сядет и до пяти, без трех минут, он будет, словно бы в засаде, сидеть среди бумажных груд. Притихнет там, холодный, хмурый, стерев с лица улыбки след. И превратится в амбразуру меж папок узенький просвет. Нет, жизнь, конечно, не застынет и не завянет за углом, ио для него она огныне — лишь пятачок перед столом. Его он будет под прицелом держать, засевши словно в дот. И ни одно живое дело здесь без обстрела не пройдет. Вот кто-то хлопнул дверью с маху, сквозь слезы крикнув напослед: «Зарылись, черт бы их, в бумагу, сидят тут, застят белый свет!..» Кому? О ком сказали это? Не обо мне, в конце концов. Но я сижу, не видя света, как будто мне — плевок в лицо. Как будто я и сам причастен к тому, что он — стена — стеной,