Сибирские огни, 1965, №8

Д а, Гилев был слепым орудием — не боль­ ше. Но разве провокаторская роль, пору­ ченная ему Корякиным, шла вразрез с его взглядами? Нисколько. Он — человек без принципов, готовый прислуживать кому угодно. Чаузов хорошо знает истинную цену Ги­ леву: «Тебе, Егорка, нигде худо не будет. Вот дело-то в чем. Я мужик земляной. Мне и светло, и тепло, правда что, шибко гля­ нется, но только на земле. А тебе — это все одно, где тепло-то. Хотя бы и на помойке, хотя бы и в чужой застрехе». В другой раз Чаузов, услышав от Гилева про тех, кто готов «огонька пустить и мужиков на это же поднять», гневно бросает ему: «Бить-то до смерти надо тебя, Егорка. От таких, как ты, вреда — как ни от кого боле!» Говоря это, Степан сам не подозревает, насколько он близок к истине: ведь Гилев пришел к нему с провокационной ложью об Ударцеве, якобы вызвавшем Степана на встречу с ним. С. Залыгин непримирим к гилевым. И то, что Гилев становится по существу помощ­ ником Корякина, заставляет по-новому взглянуть и на этого «городского началь­ ника». Образ Корякина — один из сложнейших в повести. Впрочем, и в жизни непросто разобраться в людях подобного рода. Д у­ мается, что в Корякине отразились многие противоречия того времени. Корякин субъективно честен. Он не толь­ ко партизанил, но. вернувшись в родные места, пошел «агитировать против бога, про­ тив кулаков, против попов», что было не легче и не безопаснее, чем участие в боях. И не только он сам агитировал, но и «бабу свою постриг под мужика, картуз на нее надел тоже мужичий, и пошли они вдвоем в таком виде агитировать...» Мельком заме­ тит С. Залыгин, что «на тракту стреляли в них сразу с двух обрезов, но они живые остались и своего не бросили». Такого штри­ ха достаточно, чтобы почувствовать силу внутренней убежденности Корякина, его ве­ ру в дело, за которое он, не щадя своей жизни, борется. Если, думает Степан, и Егорка Гилев, и Лександра Ударцев — «од­ но только звание мужики, а просто сказать: сволочи», то он же по-другому оценивает Корякина. «Хотя живет Корякин в городе уже долгое время со своей стриженой ба­ б о й— скрозь мужика он глядит по сю по­ ру... Про твою жизнь у тебя не спросит, он ее сам знает. И давно он задумал жизнь эту на другой лад повернуть, и нету слова того, чтобы Корякину стало поперек: он враз перешагнет». И вот мы видим Корякина на заседании тройки. К нему с полным основанием мог бы Чаузов обратить свой вопрос, адресован­ ный следователю: «Почему ты во мне, му­ жике, вражину ищешь, а коли не нашел, то на меня же в обиде?» Да, к сожалению, Корякин «нашел» вражину в честном и ум­ ном Чаузове, столь нужном для колхозного дела. Какова же логика Корякина? Обо всем он судит «вообще», «оптом» и тем самым помимо воли впадает в схола­ стику. На все у него есть свой ответ, про­ диктованный неверием в людей, болезнен­ ной подозрительностью, пренебрежением к категориям морального порядка. Его аргу­ менты против Чаузова ничего не стоят, но он убежден в их неопровержимости. «Если бы советская власть,— говорит он о Ч аузо­ ве,— его не остановила, он бы кулаком во каким стал!» — Но ведь остановила? — спрашивает следователь. — Всю жизнь за ним следить и останав­ ливать невозможно. Свою обвинительную по адресу Чаузова речь Корякин завершает таким доводом: «Я на пожаре не был, но ясно себе пред­ ставляю, кто за кем шел. Нынче Чаузов Степан шел пожар тушить, а завтра он пой­ дет колхоз рушить, и некоторые мужики его на этот случай берегут! Таких, как Ч ау­ зов, навсегда надо от масс изолировать, из­ бавиться от их влияния». Может быть, Корякин лично зол на Сте­ пана? Нет. Он вдруг тихо, мечтательно сказал: «Вот как весной капель падает — кап-кап! Кап-кап! И ничто-то ее не замутит, ни сориночки в ней нету! Будто слеза ре­ бячья. Вот такую мы нынче создаем идео­ логию!» Так во имя высокой цели, в которую Корякин искренне верит, он расправляется с человеком, участие которого должно бы­ ло помочь в достижении этой цели. Образ Корякина вырастает здесь до символа. Пи­ сатель осуждает не самого Корякина, точ­ нее, не его человеческую личность, а его взгляды, условия, их породившие, подобный образ мышления, хотя, разумеется, нельзя отделять взгляды от их носителей. Шолоховский Макар Нагульнов, напри­ мер, в чем-то близок Корякину. Оба они выросли в деревне — один на Дону, второй на Иртыше, оба они прошли бы путь, пред­ назначенный крестьянину, если бы не рево­ люция, открывшая перед ними просторы будущего, озарившая их жизнь высоким све­ том. И оба они нашли смысл и цель своей жизни в служении революции. Оба они пре­ даны великим идеям до последней капли крови. И оба они, стремясь утвердить эти идеи, не всегда выбирают верный путь, по­ рой, желая ускорить торжество правого де­ ла, приносят ему вред непродуманными действиями. М. Шолохов нигде не отступает от прав­ ды жизни, рисуя Нагульнова в самых раз­ личных обстоятельствах: и там, где он, воз­ мущенный издевками Банника над колхо­ зом, избивает его, грозя застрелить, и там, где Нагульнов до петухов засиживается над учебником английского языка, потому что «нацелен на мировую революцию». Нагульнов предстает перед нами и в эпи­ зодах, выявляющих его несгибаемую пре­ данность революции, и в ситуациях, кото­ рые позволяют М. Шолохову с суровой И беспощадной правдивостью показать такие