Сибирские огни, 1965, №8

тех, что «умеют отшвырнуть все препятст­ вия», она создана была на погибель легко­ мысленному роду мужчин. Нашествие ко­ варных соблазнительниц, очевидно, объясня­ лось усилиями авторов избежать скуки, раз­ влечь. Но однообразие приема повело к схе­ матизму, колоритная фигура лукавой пре­ лестницы обратилась скоро в штамп. При­ шел час, и дали знать о себе иные тенден­ ции при разработке популярного типа, яви­ лись новые его модификации. Кокетка стала утонченной В’ ее душе поселились сомнения, а эксцентрические выходки озарились вспышками благородства. Рита Плонская у Сергея Залыгина («Тропы Алтая») таит не­ удовлетворенность собой, испытывает бес­ покойство, ищет опору в жизни. Это уже не упрощенная красотка-разлучница, коварное препятствие на пути положительного героя, а сбившееся с праведного курса, мятущееся существо. Если она и причиняет еще боль другим, то по неведению и от растерянно­ сти. У нее сильно развита тяга к добру, она ненавидит ложь и тотчас устремляется на луч света, лишь тот забрезжил. Следую­ щее звено эволюции — Тамара Чернова из «Запретной зоны» Анатолия Калинина. Д е­ вушка настолько хороша, что ей уже не за­ видуют подруги; но от своих прототипов Тамара решительно отличается внутренней силой и нравственной привлекательностью. Если обоатиться к предмету обзора,— в каждом почти произведении «уральских» прозаиков найдутся раскрасавицы-героини. Пожалуйста: когда «пришла из клуба Биби­ кур, Сенаторов прямо-таки опешил... Встал со стула, застеснялся... С первого взгляда захолонуло на душе от такой красоты». Не­ бывалое впечатление на удалого моряка, умеющего, как он сам выражается, «к лю­ бой девке ключик подобрать», произвела дочь бригадира монтажников Нургалиева. (Вячеслав Тычинин. «Инженер Уранов»), В повести Ивана Гребенюка «Небо над границей» (№ 2) две хорошеньких женщи­ ны: официантка Нина, «эта античная боги­ ня», и жена командира полка, недавняя студентка Взгляните на портрет второй. «Лиля сидела у пианино. Ее длинные кра­ сивые пальцы неподвижно лежали на кла­ вишах, а мечтательные глаза смотрели ку­ да-то вдаль. Было в этом взгляде что-то загадочное, непостижимо чарующее». А тут еще гастролирующая певица — столичное диво на фоне полярных пейзажей. Нелегкие искушения для молодого летчика, видного офицера полка Темокова. С одной стороны, «можно приударить за Ниной... конечно, если она не замужем». Приударил... «С тех пор, как Нина закатила капитану пощечину, он больше не заигрывал с ней». С другой стороны, незадачливая страсть к Лиле. Од­ нако быть соперником командира полка — дело рисковое. Вернуться к Нине? Грызет предательское сомнение: «возьму и женюсь. Где тут лучшую найдешь?» Сменила девуш­ ка гнев на милость, по, познав неверность возлюбленного, отравилась. Выжила. Затем исчезла бесследно. Пришла очередь капита­ ну страдать. Опять, будь оно неладно, зло» ключение — с артисючкой. Тут уж вмеша­ лась общественность — пропесочили аса на бюро комсомола. К финалу все устроилось: нарушители границы сбиты, Темокова приня­ ли в космонавты, нашлась и Нина. Иронический пересказ амурных тем не умаляет достоинств повести Гребенюка. Она тепло написана, легко читается. Противо­ борство новых веяний в воспитании армей­ ских кадров с методами поры «жесткой вла­ сти» делает острой проблематику. Характе­ ры Темокова и его друзей, быт авиационной части с ее насыщенностью первоклассной техникой, взаимоотношения военнослужа­ щих — все это изображено умелым пером. Слабость же лкэбовных интриг — хрониче­ ский недуг нашей прозы, о чем не раз со­ крушались многие критики. Сейчас речь о другом. Даже при несколько примитивном решении интимных коллизий Гребешок, как и прочие романисты «Урала», соединяет красоту с добронравием. И Нина, и Лиля у него пристойны, благотворно действуют на неуравновешенного поклонника. Даж е за ­ езжая актриса, всей внешней статью упо­ добленная завзятой модерн-злодейке, при коротком знакомстве оказалась искренней, сердечной, по душевному складу близкой своим соперницам. Гордая, неприступная Бибикур Нургалиева из романа Тычинина не просто безгрешна, а преображает ухаже­ ров. Монтажник-богатырь по ее капризу за ­ писался дружинником, и шпане Березовска пришлось туго. Мечта в русском творчестве часто ассо­ циировалась с милой, самоотверженной не­ вестой, женой, ладой. Тем нелепее в срав­ нении с народно-поэтическими образами выглядит злобствующее изящество как ан­ титеза страдающей дурнушке — воплоще­ нию попранной добродетели. «Неужели же мы столь безоружны и так слабы душой пе­ ред женской красотой... что должны эту красоту всячески унижать... придавать ей, подобно средневековым попам, какой-то не­ чистый, греховный смысл... Противопостав­ ление стерильно-чистенькой серости яркой, но «греховной» и «злой» красоте... происхо­ дит от бессилия постигнуть истинный смысл красоты». (Ольга Кожухова. «Не бросай слов на ветер...») Это замечание относится к предшествующему десятилетию. Времена меняются. Среди журнально-издательского потока публикаций встретится иногда повесть или роман, в котором все кажется обычным: мелькнут знакомые сюжетные положения, тип героя мнится традиционным для произ­ ведений, близких такому-то направлению в многообразии господствующего метода. Вме­ сте с тем видны отклонения от привычных норм, автору словно бы тесно в стандарт­ ных одеждах, он рвется из плена сложив­ шихся канонов либо опрокидывает их, лу­ каво рядясь под «классический» образец, как бы взрывает изнутри устоявшуюся фор­ му, вкладывая в нее необычное содержание. Подобное произведение, как правило, не пре.