Сибирские огни, 1965, №8
Официантка в этот раз на мой сигнал отозвалась немедленно. Спросила глаэами: как получить с меня — за все, или только за свою долю? На тарелке лежала еще це лая груда пирожков, и рядом с нею стояли два стакана невыпитого кофе, подернувше гося тонкой пленочкой. Холодными пальцами я медленно вытащил бумажник, не зная сам, что же я должен сказать. Но Савва Елизарович опередил меня, поднял руку. — Простите, я хозяин, я плачу за все,— сказал официантке и протянул ей деньги, а когда она отошла, сказал мне, лукаво прищурясь: — А во-вторых, вам все равно пла тить нечем. По лицу понял. — Нет, я... Он махнул рукой: — Дорога вам еще предстоит дальняя, чем добру пропадать — доедайте все! Сколько вам нужно денег взаймы? И я не смог на него обидеться. Так состоялось наше первое знакомство. Потом литературная судьба сводила нас уже частенько. И в Новосибирске, и в Москве, и в Ялте. На творческих семинарах, на обсуждениях новых рукописей, на юби лейных торжествах «Сибирских огней» в связи с их 25-летием, на пленумах правления Союза писателей, на съездах писательских, в домах творчества... И всюду, всякий раз Савва Елизарович поражал меня удивительной способностью как-то сразу схватывать в своих собеседниках главное, чем они могут быть для него, как для писателя, интересными. Уловив это главное, он уже не отступался. Он умел расспрашивать. И угадывать точно предел, за которым следует прекратить свои расспро сы, чтобы из любознательного человека не превратиться в настырного. Другой его удивительной способностью было уменье записывать. Маленький блок нот всегда был как бы постоянной принадлежностью его левой руки. Я не читал его за писей, не знаю насколько связно и грамматически правильно построены были они. Но взглядом кося в его сторону, я всегда отмечал, что записывает он с исключительной легкостью, совершенно свободно, уверенно, будто наряду с пространной живой речыо оратор ему параллельно диктует еще и готовый, плотно сжатый конспект. Это впечат ление усиливалось тем, что Савва Елизарович по ходу записи тут же переговаривался со своими соседями. Но записывать быстро и легко — это было для меня еще постижимо, хотя сам я не обладаю таким даром. А вот как он умудрялся с такой же непринужденностью, не обращая никакого внимания на посторонних, сидящих с ним рядом, громко разговари вающих и даже заглядывающих ему через плечо, как он умудрялся при любой обста новке писать свои очерки, статьи или править чужие рукописи — этого я решительно понять не могу. А писал он постоянно. Не представляю Савву Елизаровича праздно сидящим. Даж е в кафе, в ресторане, ожидая пока ему подадут заказанное блюдо, он успевал набросать страничку-другую. Помню, как на одном из семинаров «областных» писателей, кажется, в 1946 году, где оказались мы оба в качестве «семинаристов», Савва Елизарович меня буквально потряс этой своей способностью. Он был избран старостой семинара. Хлопот и забот организационных — не оберешься. Свободного личного времени, по сравнению с каж дым из нас, у него практически не было вовсе. А, как обычно на таких семинарах, всех нас штурмовали представители радио, газет и журналов, требуя очерков, статей, пи сательских раздумий и прочих оперативных творений быстродействующей мысли. Было, конечно, заманчиво для любого «областника» прозвучать в эфире, предстать со статьей или очерком в центральной прессе тут же, в дни семинара. И кое-кто брался. В том числе и я. И все позорно проваливались, в том числе и я, не успевая ничего сделать к обусловленным срокам. А Савва Елизарович поздним вечерком спокойно подса живался к столу — жили мы тогда в кинозале Союза писателей СССР, приспособ ленном под общежитие, сорок коек в одной комнате,— не взирая на шум и гам, раскладывал бумаги, сдвигал в сторону колбасные шкурки и встряхивал свою авто ручку...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2