Сибирские огни, 1965, №8

же на эту его поездку, что стало Кузьме Антоновичу сильно не по себе, когда он вошел в вагон. Стал он отчего-то робким, неловким и расте­ рянным. Не знал, куда девать чемодан и кошелку с провизией и как тут все надо делать. Он удивлялся про себя, глядя на людей. Они вели себя так, будто всю жизнь свою только и делали, что ездили в поездах. Тоненький пар ­ нишка привычно, махом взлетел на свою верхнюю полку, на лету сбра ­ сывая тапки, и зашелестел там газетой. Пожилой лысый и грузный муж ­ чина сразу переоделся в полосатую пижаму и распределил свои вещи по разным крючкам и полкам. А Кузьма Антонович все сидел рядом со своей кошелкой и чемоданом, положив на колени руки — большие, осла­ бевшие и ненужные. Проводник взял билеты и предложил постели. — Д а и так пересплю,— сказал Кузьма Антонович. А полосатый со вкусом, аккуратно заправил постель и, взглянув на Кузьму Антоновича, спросил: — Недалеко вам? — В Крым,— сказал Кузьма Антонович, неловко выговаривая это непривычное короткое слово. — Так что же вы, отец? Постель надо... Может, с капиталами не выходит, так я одолжу. До следующей встречи. А? — Нет,— сказал Кузьма Антонович,— деньги у меня есть. Могу и взять. Пожалуй, что возьму.— И полосатый сам принес ему постель. — Значит, на юг? Умно,— одобрил сосед.— И я на юг. На воды... Всю жизнь желудочник. А у вас что? — Отпуск у меня,— сказал Кузьма Антонович. — Ну, это болезнь излечимая,— пошутил полосатый. Он уже сидел напротив Кузьмы Антоновича, и полные щеки его чуть подрагивали.— Кого-то еще бог даст,— сказал он. Четвертое место в купе бы л а пусто. За окнами летели мокрые поля, столбы, желто-бурые рощицы. «Теперь пускай дожди. Конец уборке»,— подумал Кузьма Антонович. И это несколько отвлекло его и примирило с окружающим. Тем временем полосатый уже раскладывал на столике еду, резал колбасу, сыр, батон белого хлеба, раскрыл банку с плавающими в ней красными помидорами. Подмигнув, добыл бутылку «Столичной». — Двигайтесь... Давайте, давайте,— сказал он, напомнив этим сло­ вечком З а х ар а Ивановича. И Кузьма Антонович тоже разворошил свою кошелку и выложил на стол вареное мясо, яйца и пироги. — Ого! — сказал с полки парнишка, когда «Столичная» забулькала в алюминиевую кружку Кузьмы Антоновича. — Давайте и вы с нами, со старой гвардией,— пригласил полоса­ тый. Парнишка не заставил упрашивать себя, спрыгнул с полки, сбегал за стаканом к проводнику. И скоро в купе стало шумно, уютно и очень интересно. У парнишки и полосатого оказались общие знакомые, и это было какое-то начальство, о котором они сильно заспорили. Храбро отрезав мяса, парнишка непререкаемым и чуть взвинченным тоном ругал к а ­ кого-то Ведрова. — Не спорю,— говорил парнишка,— сам Ведров не бездарь. То есть не вконец бездарь. Что-то в нем еще теплится. Но барин! Любуется собой и боится, как бы кто не увидел, что он не такой уж красивый. По ­ садил вокруг себя серых бесталанных работников. И цветет среди этих подхалимов, угодников и тупиц, как роза в крапиве. Владыка! А дело