Сибирские огни, 1965, №8

Утром, натянув на босые ноги сапоги, достаю полотенце и, ступив за порог, пьянею от аромата трав, смолистого воздуха и потоков солнечного тепла. Бор ликует. Ночной дождь влил в него силу и радость. Трели зябликов, посвисты иволги и мело­ дичные переклички пеночек — все слилось в гимн солнцу и жизни. — Янг, янг, углы-ко, янг, янг,— четко звенит лебединый крик, В нем уже не слышно вчерашней тоски, он полон счастья. Заперев в избушке лаек, плывем смотреть сети. Первая стоит у камышового мы­ са. Поплавки ныряют. — Однако кое-что есть,— шепчет Уварович, выдергивая кол и отвязывая тетиву, Я вижу, как сеть вырывается из рук. Карась, два, три, линь, еще линь, опять к а­ рась... В каждом выбранном метре — по пять, шесть штук чудесных пузатых рыбин. Азарт рыболова сменяется горьким сожалением, когда я смотрю на эту копоша* щуюся и чмокающую груду золотых рыб. Куда нам их? А впереди стоят еще три сетки. — Может, которых отпустим? — И то, парень, верно! — оживленно и с облегчением говорит Василий, сняв по­ следнюю сеть. Причалив у сходней, поспешно перебираем сети, осторожно выпутываем рыбин и выпускаем в родное озеро. Часа три утомительного труда, после чего все же остается изрядная куча уснувших карасей. Закурив, я задумываюсь. Черт знает, какая все-таки нелепая штука: в городах мы видим лишь селедку, да изредка камбалу с морским окунем. Почему так? Живем в краях изобилия, а забыли вкус родной рыбы, хотя ее непочатые закрома! Мы с Уваро- вичем обследовали еще только три озера, а у меня от рыбы, как говорят,ужевгла­ зах рябит. А по словам проводника, в районе Ярки еще двадцать девятьозер— ивсе они так же, как и эти, кишмя кишат ценной рыбой. Солнце припекает, начинает парить. Мы торопимся на Янгу. — Собак возьмем или здесь оставим? — Пусть идут, может, где глухариные выводки поднимут. Идем бором, сплошь усыпанным цветущим брусничником. Километрах в трех бор заканчивается и открывается просвет обширного болота. — Давай посидим, собак дождемся, а то могут напугать оленей,— предлагает Уварович. Пристраиваемся под развесистой сосной. Вскоре прибегают собаки, и мы, взяв их на сворки, осторожно подходим к окрайке. Вот и лабаз. Это — суковатая соска, на которой под самой вершиной устроен дощатый настил. Вблизи, под кедром, старый берестяной балаган и черная плешина древнего кострища. Уварович остается у балага­ на, а я, вооружившись биноклем, влезаю на лабаз. С высоты открывается обшир­ ный вид. Болото со стеклами воды как на ладони. Поудобнее усевшись на настил, осмат­ риваюсь. Лучами от центра болота во все стороны к окружающему лесу разбегаются торные звериные тропы. На середине, в воде, лежат какие-то коряги. Подвожу к гла­ зам бинокль: олени! Одиннадцать быков с кустистыми рогами, улегшись в луже, мир­ но отдыхают. По болоту гуляет ветерок, ворошит кроны реденьких березок, пригибает густую осоку. Перевожу взгляд ниже и вижу спины еще двух зверей Из леса, с противопо­ ложной стороны, мотая головами, выбегают сразу пять оленей и, разбрызгивая фонта­ нами воду, плюхаются в лужу: животных донимает овод. Просидев на лабазе два часа, насчитываю двадцать три оленя. В наши времена редко можно наблюдать такую первобытную картину. Д о позднего вечера, сменяясь, наблюдаем за животными в естественной обстановке. Наутро, уложив в рюкзаки рыбу, собираемся в путь. Василий заявляет1 — Не бывать нам на Шалашковом сору,— он поднимает за лямки тяжеленный рюкзак,— котомки изрядные получились, не менее как по тридцать килограммов чер­ товых карасей. ■— Богатое то озеро?