Сибирские огни, 1965, №8

Она сидит у нашего костра, осторожно хлебает уху, изредка перебрасываясь с Уваровичем фразами. — Неважная, Анисья Петровна, жизнь-то у дочери? — спрашивает Василий, на­ резая хлеб. . — Плохой, Вася, плохой. Часто думаю: почто рано моего старика бог прибрал? Был бы он жив, ушел бы я с ним дальние сора, избушку рубил. Я — сети чинил, крючья точил, ягоду брал, он — рыбу ловил, оленя стрелял, белковал. Жил бы, как добрый человек,.. И снова мы в пути. Свежий воздух, насыщенный смолой и запахом цветов, бод­ рит. По редкому сосновому бору шагается легко. Мы идем чуть заметной древней тропой к далеким сорам — Щучьему, Карасьему и Шалашкову. Заход, по расчету Ува- ровича, займет четыре дня, поэтому груз за плечами не малый. Анисья Петровна осталась добровольным стражем у нашей палатки. — Ты как-нибудь порасспроси бабку-то о прошлых промыслах, она много ин­ тересного расскажет,— отмахнувшись от оводов, советует Уварович.— Я ведь так, бег­ ло по сорам бывал, а она со своим покойным стариком чуть не сорок лет по здешней вотчине пропутешествовала. Он, задумавшись, смотрит вдаль. — Бывает же так: отец и мать — золотые люди, труженики всех мер, а дети вырастают уродами. Вот и у Кушаковых такое дело: старшего сына, Митьку, за ху­ лиганство на десять лет в тюрьму посадили, средний, Колька, от вина сгорел, а теперь на очереди — младший, этот самый Толька. Грамотен, паразит, умом природа не оби­ дела, а варнак — каких мало. Тропа уводит в болото, поросшее низкорослым корявым сосняком. Ближе к се­ редине начинают попадать чистые лайды1, сплошь покрытые прошлогодней клюквой. Ягоды такое обилие, что не видно мха, словно кто нарочно ее здесь насыпал. Сколько пропадает добра! Бордовую скатерть не охватишь взором. Ягода крупная, как вишня, и сладкая, как брусника. — Собирают тут ягоду? — спрашиваю я. — Кому она нужна в такой дали! Наших горе-заготовителей и палкой сюда не вагонишь. Они боле по деревням околачиваются. За болотом — снова бор. Серебристый ягель, как весенний снег, яркой белизной режет глаза. То и дело встречаются рога северных оленей. Уварович говорит: — Я в прошлую зиму быка убил: что тебе средний лось. — Много оленя бывает? — Что ты, парень, уйма! Летом он по янгам2 расходится, а зимой со всей округи сюда собирается. Табуны по триста и более голов попадают. Оно и неудивительно: ягельников, кроме здешних, ни в низовье Иртыша, ни в Кондинской и Уватской сто­ роне не осталось: боры-то повырубили. Он вздыхает. — Ведь наши лесные хозяева о таежных промыслах не беспокоятся: им давай план — кубики. А на животину дикую они чихали. В беломошниках по квадратному километру сплошную рубку ведут. Сняли лес — ягель засыхает; ветра дуют, мертвый покров уносят, а с ним и почву — она ведь тут, в ягельниках, тонюсенькая. И стоит лесосека голым пустырем десяток, а то и более лет. Вот и этот Карасий бор, по ко­ торому сейчас шагаем, тоже в рубку отведен. Я согласен с Василием. Плохо, что и говорить, ведется наше лесное хозяйство. Меня поражает и возмущает однобокое планирование эксплуатации лесов в Ханты- Мансийском округе. Пора подумать — а что будет, если мы в ближайшие годы сведем на нет последние сосновые леса? 1 Языки чистых, безлесных болот. 3 Чистое, обычно круглое болото, заросш ее вахтой троелистной — основным кормом северного •лен я в летнее время.