Сибирские огни, 1965, №8

небылицы. Конечно, в его рассказе о щуке в рост человека и есть доля фантазии, но ведь дело-то не в этом, а в том, что действительно мы встретим яркие неожиданности. — Однако хватит,— говорит Василий,— давай обедать. Тут как раз половина пути. Бор близко к реке подходит, место сухое, привольное. На берегу мой проводник принимается поварить, а я поднимаюсь из прибреж­ ного ряма в сосновый бор. Как тут легко, светло! Чистый ягель ровной скатертью устилает высокую гриву. На земле кустится брусничник, усеянный прошлогодней по­ чернелой и сморщенной ягодой, она приторно сладкая и пьянит. Бреду по бору, набредаю на маленькую полянку и невольно протираю глаза: вся она пестрит рядами белых грибов. Середина июня, а тут, на тебе, белые грибы! Иду дальше — и повсюду натыкаюсь на шапки боровиков. — Чего уставился? — выводит меня из оцепенения голос товарища. — Д а вот, Вася, чудо увидел: белые грибы мостами стоят! — Эко диво. — Но ты понимаешь ли, что такое изобилие белого гриба? Клад! — А здесь каждый год его полным-полно. С конца мая из земли лезть начинает и прет до заморозков. По всем Яркинским борам — белый гриб. Только кто тут соби­ рать станет? От деревень далеко, так и пропадает задарма. После обеда снова длинные Яркинские плеса. Перед закатом солнца наш путь преграждает мост из тесаных плах. — Доехали,—- Уварович выскакивает на настил и подводит облас к берегу.— Тут стоит телефонный кордон, Вершиной называют. Взвалив на плечи рюкзаки, идем тропкой. ■— Кто здесь живет? ■— Так, никчемный мужичонко, сторож Кушаков,— небрежно бросает Уварович. На большой поляне одиноко высится новый пятистенник. Н ас встречает белый щенок — юлит перед собаками, скулит, доверчиво лижет им морды. Суки огрызаются На кордоне никого нет, на дверях — замок. — Опять Толька где-то пьянствует! — в сердцах сплевывает проводник.— Хоть бы о собачонке позаботился, вовсе щенчишко оголодал. Присев на корточки, он ласково гладит щенка, дает кусок хлеба. Мы разводим костер, ужинаем и, поговорив о таежной жизни, укладываемся в старом балагане спать. Пробуждение было странным: сон прервал чей-то непонятный вопрос. Я оглянул­ ся: Уварович крепко спал. Часы показывали полночь. Снова было улегся, но тут из далекой тьмы громко спросили: — Ты кто? Сон как рукой сняло: что за чертовщина? Я осмотрелся: Василий продолжал спать. Собаки лежали спокойно. Показалось? Подождав немного, снова задремал. И опять кто-то ясно и отчетливо произнес: — Ты кто? Тут уж я не выдержал — вылез из балагана, внимательно оглядел темные кроны сосен. И вдруг на одной из них заметил точки немигающих глаз: филин! Пока достал ружье, осторожная птица беззвучно исчезла. Теперь уж не уснуть, да и незачем ложиться: на рассвете хорошо покидать спиннинг. Чуть рябится голубая гладь широкого озера. Прозрачная вода приятно холодит ноги. Я бреду за полосу редких тростников и готовлю спиннинг к забросу. Кидаю блесну и кручу катушку. Блесна подходит к пучку камышин — и тут удар! Подсекаю. Щука с силой бьет в сторону. Трещит тормоз. Короткая, но бурная схватка. И вот — первая добыча: килограммов на пять щука лежит на песке, таращит глаза, гневно разевает зубастую пасть, а И начинается сказка: заброс — щ уШ Заброс — щука!